Инцидент 784-1
— …когда персонал D-класса закончит поливать контейнер из пожарных шлангов, третий сотрудник подойдёт и прикрепит модуль на его внешнюю поверхность. Микрофон должен улавливать любые звуки, издаваемые SCP-784.
Доктор Лоренцо указал на микрофон и динамик, находящиеся на консоли.
— Когда вы будете говорить в микрофон, он передаст звук в динамик в коммуникационном модуле. 784 должен быть способен улавливать кондуктивные колебания.
— Этого недостаточно, доктор Лоренцо, — взгляд директора Валентайн был твёрже кремня, что перекликалось со стальным цветом её седеющих волос. В голосе звучала жёсткость, выработанная за годы управленческой деятельности. — Мне необходимо попасть внутрь камеры содержания и поговорить с Эндрюсом напрямую.
Лоренцо заколебался.
— Мэм, — в его живом кастильском акценте проскакивали нотки сомнения, — 784 — крайне опасный объект класса Кетер, который уже унёс жизнь как минимум одного человека. Я бы не рекомендовал вам это делать.
— Ваши возражения рассмотрены надлежащим образом и отклонены, — Валентайн открыла свой портфель и протянула озадаченному учёному конверт формата А4. — Вот документы. Сегодня утром, в 6:00, Смотритель 11 дал мне разрешение для непосредственного доступа к артефакту.
Испанец пробежал глазами бумаги.
— Вроде бы, всё в порядке, — вздохнул он. — Кроме того факта, что это полное безумие. Ладно. Слева от главного входа для персонала есть раздевалка. Оставьте там всю вашу одежду и личные вещи и наденьте лабораторный костюм. Анджи даст вам респиратор и очки и проведет инструктаж по технике безопасности.
— Благодарю, доктор Лоренцо.
Она ожидала, что внутреннее пространство камеры будет тёмным и мрачным, наполненным тенями и грязью — чудовищный дом для чудовища, которое там содержалось. Залитая светом комната выглядела гораздо менее драматично, но если бы пришлось выбирать между драматизмом и безопасностью, Валентайн предпочла бы вариант, который позволил бы ей выйти оттуда живой.
Склонность 784 ассимилировать весь кремний и металл, с которым он вступал в контакт, делала невозможным использование стали и стекла. Вместо этого предпочтение отдавалось конструкциям из прозрачного акрила и бетона. Тяжёлый бетонный контейнер покоился на дне глубокого бассейна с ацетоном, от резкого запаха которого не спасала бумажно-тканевая маска-респиратор. Ацетон был предохранительной мерой: наномашины, из которых состояли механические части объекта, были химически очень близки к протеинам и распадались под действием высоких температур и сильных растворителей.
Валентайн старалась не думать о мерах безопасности, которые полагались на первый способ.
— Вам не обязательно идти со мной, — сказала она.
Фигура в синем костюме химзащиты, следовавшая за ней, отрицательно покачала головой, но из-за объёмистого капюшона жест вышел смазанным.
— Я в ответе за этот объект, — возразил Лоренцо. — Я не могу пустить сюда постороннего без присмотра.
— Понимаю. Пожалуйста, скажите дельтам, чтобы поднимали объект.
Лоренцо кивнул двум людям в оранжевых костюмах химзащиты, и они налегли на подъёмный ворот в дальнем конце камеры. Тяжёлый бетонный контейнер начал медленно подниматься на тросах, полностью сделанных из неметаллических материалов, из своей ацетоновой ванны, словно монстр, всплывающий из морских глубин. Третий сотрудник класса D с закреплённым на спине распылителем стоял рядом, подкручивая регуляторы на своём устройстве и явно нервничая.
— Могу я спросить, какова цель всего этого? — поинтересовался Лоренцо.
— Психологический анализ, — ответила Валентайн. — Смотрители хотят выяснить, что происходит у него в голове.
— Правда? Потому что я могу сказать вам хоть прямо сейчас. Ничего. Он как животное. Всё, что он понимает — это еда и боль. Я знаю, что раньше он был кем-то вроде агента, но теперь он просто монстр.
— Он был не просто кем-то вроде агента, Лоренцо, он был членом “Шкатулки Пандоры”. Он — тот, кто остановил Стальную Куклу. Он помог захватить больше дюжины объектов в полевых условиях, три из них — класса Кетер. Он был… он ДО СИХ ПОР герой, и он заслуживает лучшего отношения, чем как к зверю в клетке, — её последние слова были подытожены глухим стуком, возвестившим завершение подъёма: контейнер неподвижно повис над бассейном с ацетоном.
Губы Лоренцо изогнулись в улыбке, похожей на ухмылку.
— Прошу прощения. Впредь буду проявлять больше уважения.
— Уж потрудитесь. Могу я говорить с ним напрямую? — спросила Валентайн.
— Сверху в контейнере есть порт для поступления питательного раствора. Обычно мы держим его запечатанным, когда трубка не введена, но…
— Делайте.
Лоренцо кивнул и крикнул что-то на испанском фигурам в оранжевых костюмах химзащиты. Те заметно вздрогнули. Один что-то возразил Лоренцо на том же языке, но замолчал после его окрика. После небольшого колебания один из сотрудников класса D стал осторожно приближаться к бетонному кубу, пока двое других, взяв распылители, нервно наблюдали за ним.
— Пожалуйста, оставайтесь за жёлтой линией, директор, — произнёс Лоренцо. — Мы пытались научить его не пересекать её с помощью терапии, направленной на выработку рефлекса отвращения. Вышло… скажем так, мы достигли кое-каких результатов.
— Спасибо, — Валентайн отступила за линию на полу, нанесённую краской из баллончика. — А есть какие-то причины, почему большая часть людей из команды содержания говорит на испанском?
— Их легко достать. Лидерам стран третьего мира нужно убрать с глаз долой несколько отъявленных смутьянов? Нам же нужна пара порций пушечного мяса. Обоюдно выгодное соглашение, — улыбнулся Лоренцо. — По-моему, вон тот парень, который сейчас поднимается по лестнице, оказался у нас за то, что в прямом эфире национального канала обозвал Уго Чавеса жирным ублюдком.
— Хм, — Валентайн скрестила руки. — Удобно.
— Весьма. О, погодите, началось. Вообще, это очень круто, — сообщил Лоренцо, нервно хихикая.
Сотрудник класса D открыл порт, затем поспешно сбежал по лестнице обратно к своим, чтобы взять и надеть на спину распылительный прибор. Словно в замедленной съёмке из отверстия показался отросток, раскачивающийся из стороны в сторону, как змея. На его конце образовалось луковицеобразное утолщение, в котором спустя секунду открылась щель, обнаруживая маленькую голубую жемчужину размером с бусину.
— Мы почти уверены, что это что-то вроде зрительного рецептора, — шепнул Лоренцо. — Похоже, что он состоит из множества крошечных фоторецепторов и линз, как глаз насекомого.
— Насколько хорошо он видит? — спросила Валентайн.
— Достаточно хорошо.
Отросток устремился к двум учёным и, приблизившись к жёлтой линии, замер. Сапфирово-голубой глаз повернулся к сотрудникам класса D, которые крепко сжимали распылители. После небольшой задержки объект отдалился от линии на метр. Люди в оранжевых костюмах заметно расслабились.
— Если он пересечёт линию, то получит порцию растворителя из спрея, а затем мы сократим ему питание на неделю, — объяснил Лоренцо. — Видимо, это единственный способ заставить его подчиняться, — он улыбнулся Валентайн. Пожилая женщина лишь холодно посмотрела на него, и молодой учёный закашлялся, прочищая горло.
Валентайн вновь обратила внимание на 784, который, видимо, изменял свою структуру. Пузырь наноматериала прокатился от начала к концу побега (как проглоченная змеёй мышь, подумала она), а затем сформировал грубое подобие лица. Вслед за первым глазом открылся второй. Валентайн видела фотографии агента Эндрюса до катастрофы и узнала пухлые щёки и поджатые губы; всё остальное, однако, было очень приблизительным — грубая модель человеческого лица, сформированная умом, который почти забыл, как это лицо выглядело.
— Эндрюс, — спросила Валентайн, — вы меня слышите?
— 784 может улавливать воздушные колебания, — вклинился Лоренцо. — Он отвечает с помощью формирования и колебания…
— Заткнитесь, — сердито оборвала его Валентайн. — Эндрюс, — повторила она, — вы меня слышите?
Рот открылся; вдоль его задней части, прямо за зубами, протянулась мембрана, которая начала вибрировать:
— ддааааа, — произнёс он гудящим механическим голосом, лишь отдалённо похожим на человеческий, — я слышшшшшшу тебяяяя.
— Вы знаете, кто я, Эндрюс? — спросила Валентайн.
— эндддддрррррюс мёртвмёртмёртмёртв я седьмсемь…
— Вы знаете, кто я, Эндрюс? — строго повторила Валентайн.
Глаза повернулись и, приблизившись, стали рассматривать Валентайн.
— дирррррекккктор ддддджжжжжжанис валенвалентайн. вввввы быллллли той той кто завивевивербовал мммменя из эм эм эм ай яй титититиии.
— Да, Эндрюс, — произнесла Валентайн, улыбаясь. Её глаза светились радостью победы. — Вы помните что-нибудь из своего прошлого?
— пппппомню. ббольшебббббольше нннененене забббботит. я теперь стастстстальнооой. стальнооооой. совершенный. вырвался из оков плоплоти к совершенству.
— Правда? — улыбка Валентайн растянулась в свирепый, победоносный оскал. Она стянула перчатку своего защитного костюма и, прежде чем Лоренцо успел понять, что она делает, вытащила оттуда маленькую фотографию, а затем подняла её на уровень глаз объекта. На фотографии была молодая женщина, лежащая на кровати в голубой больничной рубашке, подключённая к аппарату для искусственной вентиляции лёгких; её ничего не выражающие глаза смотрели в объектив камеры.
— А если я скажу вам, — произнесла директор, — что Беатрикс Мэддокс ещё жива?