Ничего хорошего в Атенсе, штат Алабама
Первая пятница 1869 года в алабамском городе Атенс — том самом, в котором всего семь лет назад войска полковника Джона Турчина устроили погром, какие, к стыду северян, случались часто в городах юга — прошла неспокойно. Весь этот день дороги размывал дождь, а порывистый ветер сбивал в лужи дамские шляпы. Оттого неудивительно, что на улицах не было ни души. Детям, коим родители настрого запретили покидать дома, оставалось лишь понуро глядеть в окна, надеясь найти в квадратном пейзаже пасмурного города хоть что-нибудь увлекательное. Одним из таких детей был девятилетний Кевин Сантос, сын лучшего во всем округе врача — Арона Сантоса.
Мазки на полотне асфальта
Мало кого недолюбливали в творческих кругах Петербурга больше, чем Егора Зимова, более известного своим злопыхателям как "Игорь Жаров" — под таким псевдоним он и публиковался. Впрочем, все это ложь, ибо Игорь Жаров (давайте все же будем называть его так) в самом деле публиковался лишь однажды, а известен он был не то что кругам, а кружочкам, состоявшим из таких же горе-творцов, что и он сам.
Перед тем, как углубиться в историю его творческих метаний и страданий, давайте поговорим о его главном успехе — публикации в журнале "Паровоз пара не вез". На страницах журнала, ежемесячно выпускавшегося издательским домом "Ягодка", можно было найти все: от путевых заметок про дикие, почти что неизведанные и малонаселенные регионы России до научных статей юных тамбовских ученые, в которых одаренными умами опровергались фундаментальные принципы всех наук. Так, например, ученые Олег Ринтарский и Хооин Подарите-Свечку выдвинули свои версии законов термодинамики, тем самым вышвырнув с дворца науки Джоуля и Майера. Согласно их законам термодинамики, вечный двигатель в определенном смысле возможен. Кто бы мог подумать, perpetuum mobile оказался человеческим разумом!
Колеса
На этот раз он сбил собаку. Черный бумер резко затормозил посреди поселковой дороги, вызвав в салоне ожидаемую тряску. Леша от неожиданности чуть не проглотил сигарету и начал отчаянно кашлять, пока Гена, вздыхая, пытался рассмотреть в боковом зеркале собачий трупик.
Леша повернулся к водителю.
— Ну и что это за хуйня?
— Я ее не заметил. Темно тут нахуй, — ответил Гена и склонил голову, выражая то ли вину, то ли усталость.
— Ее прекрасно видно было, долбоеб. Как дело закончим — скатайся к окулисту, купи очки. Пожалей уже детей и собак.
— Нет, я видел эту шавку, когда она была в метрах пяти, но как я, блядь, затормозить то успел бы?
— Гнать потому что не надо. Конечно не затормозишь, когда 140 км в час хуяришь. Ты ж, блядь, не на Формуле-1, в конце-то концов. Это, как его, тише едешь, дальше будешь!
— Ну люблю я немного погонять, и что?
Гена достал пачку "Астры" и закурил.
— Хули вообще тут бегала ебучая псина?
— А че б ей и не бегать? Потерялась, может. Может, ее хозяйка, девочка маленькая, сейчас лежит и в подушку плачет, потому что Жучка ее домой не вернулась. А мама успокаивает: "Вернется Жучка, вернется". А Жучку нахуй задавил один любитель погонять.
— Заебешь… Ты еще скажи, что к девочке этой батя с братом не вернутся.
— Ну это тоже не исключено. Будешь дальше так гнать и оставишь ее сиротой.
Александр Геликов (Гелик) — заносчивый псих с комплексом наполеона
Геннадий Семиров (Семка) — расчетливый, умный, нерешительный
Павел Евтушенко (Паша) — темный трикстер
Сцена 1
гена, саша
место - кафе "коржик"
Гена и Саша обсуждают кино пока ждут Пашу
готовятся к делу
в конце саше звонят, он чето говорит в трубку и такой "пизда" — сцена заканчивается
Сцена 2
— Ну и дыра, — сказал коренастый мужик в мешковатой спортивке, только войдя в кафе.
Вместе с ним зашел высокий парень в пальто и очках с округлой оправой.
— Ну прости, что не мишленовский ресторан. Все не так уж и плохо, тут хозяин одноклассник мой бывший и дело свое знает, — оправдался он.
Мужик закурил сигарету и еще раз исподлобья осмотрел кафе: стены обклеены дешевыми обоями с цветочными узорами, которые местами оборваны и обнажают серый кирпич; мебель не подходит не то что самому помещению, а даже друг другу — из большого многообразия местной фурнитуры больше всего схожи были только три дубовых стула и такой же стол; на полу же расстелен однотонный светло-бежевый линолеум, впрочем, о его однотонности можно было догадаться не сразу, а все из-за грязи, размазанной по всей площади заведения.
— Дело свое знает, говоришь? Я в дурдоме когда лежал там и то покрасивее было. И чище, — сказал коренастый и плюнул на пол.
Оба человека последовали к единственному свободному столику, что был самым дальним и над которым был приклеен плакат какого-то фильма.
— Ну хули ты так к интерьеру прицепился? Это кафе, тут люди еду едят, а не полами чистыми любуются.
— В таком свинарнике жрать невозможно.
