Гарри лежал на больничной койке. Свет солнца в помещении слепило его. Шум ученых и врачей резко стал белым звуком в его ушах. Свет слился воедино и выглядел, словно туннель.
Этот туннель казался ему чересчур ярким и бесконечным. Он невольно начал подниматься вверх, паря над собственным телом, за которым следовало резкое спокойствие и умиротворение.
Шум же не прекращался. Гарри мог обернуться назад и посмотреть…на себя самого. Вокруг суетились люди в белых халатах и сослуживцы. Он всё слышал и наблюдал за ними, без возможности как-то на это повлиять. Время начало деформироваться, как и пространство. Комната стала неправдоподобно большой – не такой, какой она была.
Гарри так нравилось в новом мире, что он не желал уже возвращаться назад в своё тело. Его привлекала гармония и радость другого мира. А мысли о прежнем вводили его в страх. Он всё также поднимался вверх.
Попав в этот белый яркий туннель, он тут же сузился и стал похожим на маленький яркий свет, а окружающая обстановка стала привычной для Гарри. Это были коридоры той зоны, в который он некогда работал. Оболочка, которую он назвал в мыслях “существом из света”, либо просто божество, словно сопровождало его по коридорам. Отварив очередную дверь, существо из света протиснулось через проём, а вот Гарри нет. Он достиг границ. Вот только границ чего, он не знал. Его попросту не пускало к существу. В момент он понял: “Я умер”.
умер
умер
умер
Это ответило на несколько вопросов, которые его посетили в период данного путешествия. Свет солнца был лишь лампами, что так давили на него в придачу с теснотой той самой комнаты. А этот громкий шум, что был всё время – лишь переживания врачей. Гарри лежал неподвижно, боль вернулась. Агония, страх, ненависть. Это всё было понятно. Но к чему была эта ненависть?
Ненависть к работе. Осознание того, куда он попал. Где он работает, что ему стоило утратить, чтобы двигаться дальше. Он так хотел идти выше и дальше, но разве сможет ли он с такой раной в шее, какую он получил? Но пути назад ведь не было…он там, где должен. Так вот судьба решила с ним расправиться. А если бы ему не помогли? Точно погиб бы прям там, в коридоре. Зато быстрее. Не успел бы подумать о том, что не успел сделать при жизни…
Так, а где же я сейчас? Я жив вообще, или нет? Где я? Почему эти лампы так сильно давят на меня? Столько вопросов, но так мало ответов.
Пришло осознание: он жив, вполне здоров (хотя с этим можно поспорить). Врач что-то бормотал под ухо, но он не слушал. Он чувствовал боль везде. Буквально. В левой руке игла, правая забинтована, и, как вишенка на торте, шея адски болит. Кажется, что память начала потихоньку возвращаться к нему.
Последнее что я помню, это…выстрел, я падаю, а потом…потом меня, кажись, вытаскивают, эвакуируют, а затем я сразу здесь оказался
Закрыв глаза, он начал видеть темные точки – всё из-за слепящих его ламп. Но он не мог пожаловаться об этом врачу. То ли не хотел, то ли не было сил сказать. Стеклянными глазами он смотрел на эти лампы. Они так давили ему на глаза…Хотелось плакать, но не получалось. Может, душа уже убежала из его тела? Почему тогда он не может ни говорить, ни слушать, ни плакать? Впрочем, он об этом перестал задумываться. Ему предстояло лежать ещё очень-очень долго, судя по всему. Голова сильно кружилась, он чувствовал, что явно потерял много крови.
И с этого дня он начал отсчёт.
Отсчёт до полного выздоровления.
А кто говорил, что служить в Альфа-1 легко?