Данная статья является переводом.
Сжимая в правой руке ледяную сталь, доктор Ковальски вела себя чрез тьму. Шаркающие шаги её были полны страха, поверх глаз красовалась маска для сна, хотя она хотела бы заменить её противогазом. Никто ведь не предупредил её о том, как пахло это существо. Возможно, потому что никто, кто хотя бы приближался к нему, не выжил, чтобы рассказать об этом.
Когда-то, когда Даниэль Ковальски была маленьким ребёнком, она боялась заходить в океан. Всё потому, что мама однажды поведала ей о скатах. Страх наступить на одного из таких отбил у неё желание плавать более чем на несколько лет. Впрочем, отец девушки верил, что люди должны встречаться со своими страхами лицом к лицу. Он научил дочь походке, при которой ноги почти не отрываются от земли. «Тогда скаты поймут, что ты близко, и расплывутся», — говорил он. И сейчас доктор Ковальски задавалась вопросом: сожалел бы отец о том, что научил её быть храброй, если бы узнал, какую карьерную лестницу открыла ей эта самая храбрость. Фонд изничтожил в Даниэль последнее от этого нерешительного ребёнка.
Теперь она слышала затруднённое дыхание, похожее на смесь предсмертного хрипа и хныканья, и надеялась, что не заденет его обладателя. Ещё один шаг вперёд. И либо доктор Ковальски была достаточно близко для того, чтобы чувствовать жар его вдохов и выдохов, либо напряжение разжигало кровь настолько, что заставляла ту кипеть как воду в бурлящем котле. Моментальная камера в левой руке была жутко громоздкой. Ковальски искренне уповала на то, что не уронит её, иначе потом уже не отважится поднять обратно. Щелчок. Но без вспышки. Если бы она смогла увидеть этот взблеск, то оказалась бы в реальной опасности. Как если бы скаты не расплывались, понимая, что она близко…
Процесс был мучительно долгим. Шаг вперёд, шаг назад. Поднять камеру вверх, а затем вновь опустить вниз. Одну за другой, она убирала каждую фотографию, которые буквально выплёвывал фотоаппарат, в свой карман. Если бы она могла снять слепящую глаза маску, чтобы проверить время, то поняла бы, что между тем, как она вошла в камеру содержания и истратила последнюю из своих фотоплёнок, прошло сорок восемь минут. Статистически говоря, даже одна фотография выполнила бы нужную работу, но у доктора Ковальски не было достаточных оснований для подтверждения сия факта.
Коллеги Ковальски подумали бы, что та совсем тронулась умом, если бы узнали, чем она тут занимается. К счастью для неё, у них был слишком плотный график на сегодня: именно в этот день их участок принимал свой первый официальный визит от Федерального Бюро Расследований. После Северной Кореи, после Конгресса в Токио, подвергшемуся раскрытию, после того, как Фонд стал центром внимания всех журналистов планеты, мир наверняка должен был измениться. Каждый, думала Ковальски, теперь нуждается в чём-то для собственной защиты. Даже не надеясь получить что-то настолько полезное, как, к примеру, амулет д-ра Брайта, она считала, что сделанных фотографий будет вполне достаточно.
15 месяцев спустя
«Вы потратили уже целый час моего времени, доктор Ковальски. Зная о вашей прошлой работе, я могу быть уверен, что вы в курсе, из чего состоит следующая часть допроса. Поэтому думаю, что в ваших же интересах прекратить изображать невежество и сказать, где хранятся образцы SCP-610. Вы были старшим исследователем в этом проекте, вы знаете»
Незваный гость, говорящий эти слова д-ру Ковальски и находящийся прямо сейчас в её квартире, выкурил уже три сигареты с момента начала допроса. Конечно, жизнь Ковальски была в опасности, но она никак не могла прекратить с грустью думать о том, что запах табачного дыма впитается в её мебель и ковёр. Глаза исследователя были опущены на протяжении почти всего происходящего; не то чтобы она не могла смотреть человеку в глаза и лгать — Ковальски была достаточно эффективна в этом деле. Просто не считала, что данный человек достоин подобного.
Он представился как агент О'Брайен, и он любил улыбаться. Его манера вести себя была подобна генералу, закалённому в боях, и выглядел этот мужчина следующим образом: короткие седые волосы, квадратная челюсть и долихоморфная комплекция. Терпение его, направленное на бывшего исследователя Фонда, медленно шло на убыль, хотя два замаскированных прислужника, коих агент привёл с собой, продолжали успешно изображать живые изваяния, наблюдая и выжидая.
«Дай мне задать тебе вопрос, агент О'Брайен, — начала Ковальски, чей пристальный взор был до сих пор прикован к полу. — Вы там что, были так заняты поисками меня, что совсем не следили за новостями? Или "Договорённости Берлина Против Боевых Аномалий" звучит для тебя, ублюдка, как сигнал?»
В этот момент доктор Ковальски встретилась с ним взглядом, и выражение её юного лица при этом было наполнено уверенным вызовом.
Но О'Брайен смотрел мимо её очков, минуя взгляд голубых глаз, похожих на две льдинки; он смотрел прямо сквозь неё.
«Держи её за руку», — скомандовал агент одному из своих прислужников. Тот подошёл ближе и сжал руку Ковальски за запястье. О'Брайен обхватил средний палец её правой ладони у основания и вогнал самый тонкий нож из своего арсенала под её безупречно гладкий ноготь. Ковальски слегка поёрзала на месте, пытаясь не закричать. Но ничего не вышло, и пульс резко прибавил в скорости, ведь она знала, что дальше будет намного, намного хуже.
«Кремль все ещё не одобрил эти "Договорённости", так что не думаю, что Сенат также будет чересчур заинтересован ими, — ответил О'Брайен с лёгким смешком. Кровь исследователя текла тонкой струйкой по его чёрной кожаной перчатке. Он вытер жидкость о щеку Ковальски. — Позволь прояснить: у русских есть все, что нужно, по всему озеру Байкал, чтобы разъебать это кожное заболевание к чертям собачьим. Не находишь ли ты разумным то, что правительство Соединенных Штатов хочет понять, что может быть использовано против нас? Дьявол, да меня совершенно не заботят твои мысли насчёт того, что мы будем делать с ними. Мне нужны эти образцы»
Как только Ковальски смогла перевести дыхание и подавить порыв закричать от боли снова, то указала здоровой рукой в сторону своей спальни и сказала: «Левый нижний ящик, манильский конверт. Это то, что я храню с момента покидания Фонда. Я уверена, вы сочтёте это достаточно интересным».
«Проверьте», — скомандовал О'Брайен своим людям, которые меньше чем за минуту довольно-таки шумно обыскали всю комнату и вернулись с манильским конвертом, как и обещала исследователь. Агент взял его в руки, чтобы взглянуть внутрь. Удовлетворение на лице мужчины быстро погасло.
«Что это за хрень?» — спросил он, беспорядочно разбрасывая фотографии по полу. И теперь Ковальски уж точно не опустит взгляда вниз. Перед тем как выкинуть очередное фото, О'Брайен остановился на некоторое время, чтобы пробежаться по изображению внимательным, долгим взглядом; а затем установил следующее: «Не думаю, что этот уродливый ублюдок с разъёбанной челюстью имеет хоть какое-то отношение к тому вопросу, что я тебе задал». Разозлённый, он потушил последнюю свою сигарету о шею Ковальски. Та болезненно ахнула, когда мучительный ожог на мгновение заставил её затаить дыхание.
«Давай, я расскажу тебе историю, — прошипел агент, — потому что я уверен, что твой Фонд считал себя таким значительным и могучим, прячясь в тенях. Но хотелось бы объяснить, что это не так»
Он поднял стул из-за её кухонного стола и сел перед ней. Ковальски была готова вытерпеть любую историю, которую изрыгнёт этот хер — теперь ей нужно было только подождать.
«Во времена, когда я был ещё только подающим надежды малым, то стал агентом ДЭА в конце 80-х, частью команды, охотящейся за Пабло Эскобаром. У меня был нарик под арестом, и он был не такой сговорчивый, как ты сейчас. Он все повторял: "Да ты знаешь, с кем, блять, дело имеешь!?"
Он думал, что его картель была перспективно процветающим дерьмом. Он утверждал, что им принадлежат все правоохранительные органы в Колумбии, и что именно они рулят Медельином. Тогда я спросил его: "Если вы рулите этим городом, то почему вам приходится прятать свои деньги и тайком проносить свой кокаин? Естественно, — сказал я, — если бы вы были за главных, то торговали бы им в открытую. Иначе вы бы не прятали свои пушки по карманам, — потом я достал свой пистолет и выстрелил ему прямо в коленную чашечку. — Вот это власть. Я не прячу своё оружие, оно прямо здесь, открытое для твоего взора", — закончил я, пока он истекал кровью на полу полицейского участка.
Твой Фонд тоже спрятан в тени, доктор. Но я скажу тебе все предельно ясно. Власть всегда была в наших руках. Ваши «аномалии» принадлежат нам. Ваши исследования принадлежат нам. Ваша жизнь принадлежит нам, и если уж я склонился к этой теме, то и твоя задница также принадлежит мне, пока я не закончу с тобой. Так что, ещё один раз, я собираюсь спросить тебя, что вы делали с образцами шесть-десятого, потому что следующий твой палец, к которому я приложу свой нож, будет отсечён нахрен»
«Сэр, — прервал О'Брайена один из его прислужников, — мне кажется, там что-то снаружи»
Ковальски закрыла глаза, как только увидела длинную руку с мертвенно-бледной кожей, проходящую сквозь стену, будто её там даже и не было.
Раздались звуки выстрелов, следующих непрерывно. Запах пороха вдруг наполнил ноздри Ковальски, зазвенело в ушах, и доктор уставилась в темноту. Она слышала крики. Она слышала, как ломались кости. Она даже услышала тошнотворный звук чавканья, и не желала видеть его источник, даже если бы это не убило её.
После нескольких минут смятения и агонии снова стало тихо; осталось только то ужасное дыхание, которое она помнила.
С по-прежнему крепко зажмуренными глазами, исследователь дошла до входной двери. В ковёр впиталось столько крови, что каждый её шаг отдавался противным хлюпаньем. К сожалению, запах того, что случилось, теперь уже никогда не выветрится.
«Ступай, Ноль Девять Шесть, — сказала Ковальски своему спасителю. — В этом мире существуют монстры похуже, чем ты»