[[=]]

Звонит телефон.

Аарон Зигель стоит у входа в церковь. Её стены — истрескавшиеся и прогнившие — с трудом удерживают дырявую крышу. Одна из дверей слегка покачивается на единственной оставшейся в живых петле. Оконные проёмы насвистывают жутковатую мелодию всякий раз, как ветер пролетает сквозь их лишённое стёкол нутро. Всё здание скрипит и завывает.

Звонит телефон.

Аарон оборачивается и видит стоящего у машины Арианса — мужчина наблюдает за ним. Заходящее солнце, а также поднятые ветром пыль и песок придают его другу вид наваждения. Он находится слишком далеко, так что Аарон не может тщательно рассмотреть Арианса: лишь пальто, развевающееся на ветру, да тёмные очки открываются его взору.

Звонит телефон.

Аарон смотрит вдаль и видит огонь. До него доносятся стоны и лязг металла — дым высится над горами. Время от времени до мужчины долетают громовые раскаты взрывов, разносящиеся по пустошам, а небо у горизонта периодически озаряется отблесками ярких вспышек. Он замечает — лишь на миг — механическую громадину, освещённую адским пламенем. Тёмная звезда низко висит в небе.

Звонит телефон.

Аарон слышит голоса. Девять штук, взывающих к нему из под земли. Они знают. Знают, что у него с собой катализатор — жаждут, что мужчина активирует его. Рыдают, молят о прекращении пытки. Они не слышат друг друга, но слышат его. Каждый шаг заставляет их маленькие тельца вздрагивать в своих бетонных гробах — вынуждает вытягивать переломанные ручки в отчаянных попытках дотянуться до своего незримого Господа. «Возвращайся, — говорят они, — сделай нас вновь единым».

Звонит телефон.

Аарон делает несколько шагов к церкви — походка его неверна, ноги заплетаются. В здании ему откроется истина. Небо ярко пылает в свете тлетворного Бога. Ужас сочится из почвы, обволакивая ботинки мужчины своими маленькими, искорёженными пальцами. С трудом он заставляет себя двигаться дальше. Солнце скрывается за горами, и в тот же миг Аарон видит висящую в небесах Багряную десницу. Ветер настежь распахивает дверь в здание. Изнутри доносится мужской смех.

В церкви звонит телефон.

— Мы на месте? — спросила Оливия.

Кельвин сверился с дневником. Насколько он мог судить, место было правильным, однако расстилавшиеся перед ними дымящиеся развалины мало походили на ту крепость, что была описана в тексте. Прикрывая глаза от солнца, он попытался углядеть хоть какую-то отличительную черту из описанных автором — безуспешно. Здание являло собой неузнаваемые руины.

— Да, — медленно проговорил Кельвин, — мы на месте.

Адам проскользнул сквозь летевший в их сторону дым.

— Думаете, нас кто-то опередил?

— Это вряд ли, — хмыкнул Энтони. — Сомневаюсь, что Смотрители кричали на каждом углу о разрыве их контракта.

— Тогда, может кто-то из наших? — настаивал парень.

— Нет. Тут уж Дельта недвусмысленно дали понять, — покачал головой Кельвин, — кроме нас не знает никто.

— Да чего мы тут лясы точим, — проговорила Оливия, спускаясь с каменистого пригорка. — Пошли осмотримся, ребятки.

Группа проследовала вниз по дороге к башенным вратам, что стояли метрах в семистах от разрушенной горной крепости. Поблизости не виднелось никакого движения: лишь курившийся дым, да раскидываемый ветром мусор нарушали общее спокойствие. Ворота были распахнуты, так что команда без труда прошла внутрь. Сама башня пустовала.

— Как-то всё слишком в лоб, не находите? — сказал Адам, когда они вновь вышли на длинную дорогу. — Босс злобной организации сидит в своей жуткой крепости, спрятанной глубоко в зловещих горах.

— Сразу видно, с Бэроном Ходли ты не знаком, — проговорил Энтони, издав отрывистый смешок.

— Бэрон Ходли? — спросила Оливия.

— О5-8, — ответил Энтони. — Он отгрохал эту крепость не потому, что хочет кого-то там устрашить. Нет, Ходли отгрохал её потому что он — жалкий трус.

— Ты с ним знаком? — произнёс Адам.

— В какой-то мере, да, — ответил Энтони после секундной заминки. — Но лично не знал. Однако репутация… она всегда опережает человека, вне зависимости от кругов, в которых тот вертится.

Они продолжили путь, но Оливия теперь поглядывала на Энтони со значительно возросшим интересом.

Ущерб снаружи здания стал лишь закуской перед шведским столом разрушений, что царил внутри. Лестничные пролёты были сломаны и завалены; пол под ногами скрипел и трещал, а в паре месте и вовсе полностью обратился в смесь пепла и сажи. Длинные стальные балки прогнулись от жара; всё поместьё застилал запах огня и плоти. Периодически группе встречались человеческие тела — личная охрана Смотрителя — кожа их была обуглена, а лица искажены. Несколько трупов были свалены в кучу у закрытой двери. Иные лежали на полу, словно пытаясь из последних сил сбежать от чего-то, преследовавшего их из другого конца строения.

Группа поднималась всё выше, пока не достигла большой, практически лишившейся стен комнаты. Крыша уже обвалилась, но дым всё ещё витал в вечернем воздухе. Когда-то в помещении присутствовали члены охраны, однако от большей части из них остались только следы на стенах — силуэты людей там, куда не смог достать жар. Осторожно избегая трупов, группа пересекла помещение и подошла к месту, судя по всему ставшему эпицентром разрушений.

Им являлось тело мужчины — его кожа (та, что ещё оставалась на плоти) была обуглена. Нечто тупое и металлическое торчало из голых костей, выступавшего позвоночника. Приближаясь, группа расслышала тихий звук вращающихся шестерёнок. Из груди мужчины возвышался огромный, обгоревший и покрытый кусочками плоти шпиль, что, разветвляясь, уходил к потолку. По всей комнате были раскиданы большие куски гниющего, горелого мяса. Энтони присел, чтобы получше рассмотреть тело.

— Ага, — сказал он, — это наш Смотритель.

—Что ж за хуйня-то тут вообще случилась? — неуверенно спросил Адам.

— Ну, давай ткнём пальцем в небо, — проговорил Энтони вставая. — Думаю, мистер Ходли во всю наслаждался преимуществами чего-то вроде… аугментаций, наверное, а может магии или… в общем, чего-то, нарушавшего естественный порядок вещей. Их использование не грозило Ходли никакими последствиями, ведь смерть ему была до лампочки, — говоривший обвёл взглядом комнату. — Ну и тут — судя по тому, сколь много выжгло пламя, предположу, что где-то две недели назад — наш дорогой Смотритель проснулся обычным смертным, что не очень-то понравилось его конфликтующим между собой аугментациям, — он слегка пнул механизм с вращающимися шестернями, отчего те закрутились немного быстрее. — Результат этих конфликтов налицо.

— Значит всё? Ещё одного можем вычёркивать? — спросила Оливия, вперившись глазами в труп.

— Ну, здесь от нас, вроде, толку не много, — кивнул Кельвин, оглядывая комнату. — Наверное… кхм, то есть, да, думаю, тут мы закончили, — он мельком взглянул на часы. — Скоро уже стемнеет. Давайте окопаемся где-нибудь до утра, а там уж отчалим.

— И вот, значит, стоим мы на пляжу, наша спасательная птичка в пяти минутах пути, — Кельвин издал низкий протяжный звук и покрутил пальцем, изображая вертолёт. — Со стороны холма наступают Миротворцы, отбитые оккультисты несутся вдоль пляжа, эсминец Фонда стоит на якоре в четырёх километрах от берега. Конечно, корабль этот было едва видно, но мы чётко знали: ребятки там могут в любой момент вытащить рельсовую пушку, и размазать нас по песку.

— И что же ты сделал? — восторженно спросил Адам. В предвкушении он покачивался взад-вперёд.

— А сам как думаешь? — Кельвин сделал ещё один театральный жест. — Достал свой автомат, и перестрелял всех до единого. Огонь, раскалённый свинец и ярость переполняли пляж, пока тот не опустел, дав нашей вертушке шанс забрать всех домой.

— Охереть можно, — глаза молодого человека сверкали так ярко, что, казалось, могли осветить всю комнату. — Чего ж ты раньше-то об этом не рассказывал?

— Да потому что чушь всё это, — сказала Оливия, входя в комнату и раскладывая еду, добытую из кухонь. — Наш великий лидер забыл упомянуть, что посеял свой автомат ещё до того, как вообще добрался до пляжа — уронил его, защищаясь от камней, что кидали местные детишки. Мы тогда проезжали по центру деревушки, в трёх поселениях от места эвакуации. Ой, я хотела сказать, от поля брани, где прошла перестрелка а-ля Рэмбо, — произнесла Оливия, лучезарно улыбаясь краснеющему в другом конце комнаты Кельвину. — Вообще, я тогда раздобыла панцирь огромной черепахи, и мы спрятались под ним, ожидая пока Миротворцы не двинуться дальше, а оккультистам не надоест нас ждать. Потом мы поплыли к отмели, где находился спасательный транспорт — рыбацкая шхуна, — она ткнула пальцем в Кельвина. — И, знаешь, я бы не стала называть ту посудину «эсминцем Фонда». Она едва дотягивала до патрульной лодчонки.

— Ты никогда не слышала, — проговорил он, насупившись, — что историю пишут победители?

— Слышала, — ответила Оливия, вновь расплываясь в улыбке. — Вот я её и написала.

— Не думал, что вы уже так долго друг с другом знакомы, — рассмеявшись, сказал Адам. — Получается, вы уже давненько вместе работаете?

— «Давненько»! — обиженно повторила женщина. — Сколько мне лет-то по-твоему?

Адам опешил, и опустил взгляд в пол. Оливия вновь рассмеялась.

— Да, — сказала она. — Уже давненько. Впервые мы встретились… ох, когда же это было? Вроде, произошло всё в Будапеште. А раз так, то, выходит, мы знакомы года с девяносто четвёртого, ага?

— Перегнула, — крякнул Кельвин, сделав глоток из железной фляжки. — Мы знакомы с того дня, как я спас твою задницу от толпы критиканов.

— Ну, знаешь, — сказала Оливия, стукнув его по руке деревянной ложкой, — без этих «критиканов» я уж точно не смогла бы попасть в нашу группу. Великому Кельвину Люсьену не было бы до меня никакого дела, не имей я способностей к магии.

— Да мне и сейчас нет до тебя никакого дела. — ответил Кельвин, чем заслужил ещё один удар ложкой.

— Погоди-погоди, ты сказала магия? Так ты что, типа, маг? — вновь взбудоражившись, сказал Адам. — И почему я узнаю об этом только сейчас?

— Я не привыкла бегать по улицам и кричать о своих способностях, — проговорила Оливия, помешивая суп, — но, да. Когда-то я была довольно прославленной анартисткой, и величали меня «Невероятной Жемчуг». Провела пару представлений в Париже и Мюнхене, но потом нашу ячейку накрыли громилы из Фонда. Мы разбежались, а вскоре пришли Повстанцы, чтобы собрать остатки, — она вновь зыркнула на Кельвина. — В Будапеште.

— Я успел прибрать за Фондом так много свалок, — ответил тот, пожимая плечами, — что все они уже слились для меня в одну кучу.

Когда ещё один глухой стук разнёсся по разрушенному коридору, ставшему их временным лагерем, из-за угла вынырнул Энтони, неся стопку книг. Прокряхтев, он сбросил чтиво на пол перед группой и слегка скучковал его ногой.

— Ладненько. Вот и домашка подоспела.

— Мы ещё даже не отужинали, — нахмурилась Оливия. — Тебе не кажется, что один денёк можно и отдохнуть? Ведь мы уже неделям маемся этой ерундой, без передышек.

— Как знаешь, — сказал Энтони, хватая верхнюю книгу с груды, и устраиваясь в большом кресле. — Но ты помни: Смотрители не устраивают себе передышек.

Каждый из них нехотя взял по книге и начал её просматривать. Шустро пролистав несколько страниц, Адам резко остановился.

— Энтони, — произнёс парень, — а что насчёт тебя? Ты ведь тоже давненько в этом деле, ага?

В ответ Энтони хмыкнул.

— А как давно, можешь сказать? — не унимался Адам.

Мужчина вздохнул и отложил книгу на стол подле себя.

— На текущий момент я являюсь самым старшим членом этой группы. Большего тебе знать необязательно.

— Да ладно тебе, здоровяк, — насупившись, продолжал Адам. — Мы уже несколько месяцев работаем вместе, а я всё ещё ни капли про тебя не знаю.

— Он молчит, — кашлянув, сказал Кельвин, — потому что стыдится своего возраста, — мужчина перевернул страницу. — Но, дам тебе подсказку: наш друг очень стар.

— В моём возрасте, парень, — сказал Энтони, зыркнув на Кельвина, — ты уже не думаешь о том, сколь много сделал, а начинаешь думать о том, сколько всего не успел сделать, — он хмыкнул. — И уж этот списочек краткостью не отличается.

— Ну, слушай, мы же все знали, на что шли, ага? — проговорил Адам, пережёвывая сэндвич. — Отдаём тут свои жизни, чтобы достичь лучшего мира. Жертвуем собой, чтобы подарить будущее всему человечеству, — он проглотил кусок. — В общем, далеко не худшая цель.

— Это ты сейчас так говоришь, — произнёс Энтони, глядя в книгу. — Ты молод. Цель будет достигнута ещё на твоём веку, а уж когда это произойдёт, то ты сможешь насладиться всеми плодами своей работы. Что же до меня и некоторых других… мы этого уже не застанем. Ты прав, я знал на что шёл. Все знали. И я этого не стыжусь. Но, так уж сложилось, что в конце меня ждёт только вот такое горькое счастье.

— Эй, дружище, — Кельвин толкнул парня в бок, — не давай ты этому старикану испортить свой настрой. Думаю, мы все станем такими же злобными ворчунами, когда проживём с его век. Но ты помни: нести наследие Машиниста, противостоять…

— Машиниста. Ну-ну, как же, — хмыкнул Энтони.

Все смолкли, и воззрились на него.

— Зовите это дело как угодно, но только не «несением наследия Машиниста».

— Ты можешь как-то лучше описать продолжение дела нашего основателя? — подняв бровь, спросил Кельвин.

— Машинист, — Энтони вновь отложил книгу и закрыл глаза, — это ложь, которую Комитет Дельта рассказывает Повстанцам, чтобы удержать тех в узде. «Сделай это во имя Машиниста», глаголют они. Нет. Сделай это ради своих друзей и семьи. Сделай, потому что это правильно. А не во имя бессмысленной идеи «несения чьего-то там наследия».

— Ты вообще о чём? — подала голос Оливия.

— Много вещей рассказывают об этом человеке, — мужчина откинулся на спинку кресла. — Что-то из этих россказней правдиво. Он и в самом деле создал Повстанцев буквально с нуля. Собрал и натренировал множество последователей. Но ещё он, как только появился шанс обрести большую власть, мигом предал нас.

Адам резко встал, а Кельвин бросил гневный взгляд на старика.

— Да что ты вообще такое несёшь? — прорычал он. — Ведёшь себя так, будто знал этого человека.

— Я знал его, — грубо ответил тот после небольшой паузы. — Следовал за «Машинистом» во время Раскола. Тащил на себе вес нашего молодого сопротивления бок о бок с ним. А потом собирал по кусочкам то, что осталось после его подлого удара в спину и перебежки к Фонду за лучшей жизнью — ради поста Смотрителя.

— Но, это ведь невозможно, — медленно произнёс Адам. — Если ты был лично знаком с Машинистом, то тебе должно быть… Боже, да сотня лет, точно. А то и больше.

— Да, — не шевелясь, ответил старик. Голос его снизился, стал отдавать хрипотцой. — А то и больше.

— Ну и ну, — с издёвкой рассмеялся Кельвин. — Восстаёшь против всего неестественного, и в то же время макаешь ручки в тот же медовый бочонок, чтобы продлить свои деньки.

— Я был молод, — бросив злостный взгляд на него, проговорил Энтони. — Глуп. Те времена давно прошли, но от подобной дряни так просто не избавишься.

— Кто-нибудь ещё знает об этом? — тихо спросила Оливия.

— Никто, — мужчина поднял руку и потёр ею висок. — Никто и не должен. Всякий раз, как в ком-нибудь просыпается подозрительность, я на время исчезаю, а затем объявляюсь снова, с новым именем. Ну и, пока меня формально не существует, я всё равно не пропадаю слишком далеко. Просто отступаю на достаточное, чтобы отогнать всякие подозрения, расстояние, а оттуда продолжаю заниматься нашим общим делом.

— Так, а теперь давай откровенно, — Кельвин выкинул руку, — ты ждёшь, что мы поверим, будто некто, аномально, сверх всякой меры удлинивший свою жизнь, а может и сделавший ещё чего похуже, понимает мир лучше, чем Машинист? Да за всё то, что у нас есть, мы должны благодарить основателя, и жертвы, что он совершил. Вся наша идеология…

— «Жертвы»!? — Энтони подорвался с кресла, его лицо раскраснелось. — Думаешь, он шёл на жертвы? Да он других вынуждал жертвовать всем ради себя. Ваш драгоценный «Машинист» ничего не потерял, зато завладел всем, о чём только мечтал. И это всё из-за нас. Мы попались в его ловушку. Попались, потому что были идеалистами, Кельвин. Верили, что сможем одни встать против тьмы, верили, что наши действия хоть что-то изменят. Машинист взял этот идеализм, попользовался им, пока это было полезно, а потом безжалостно растоптал!

Адам было открыл рот чтобы высказаться, но Энтони не дал ему вставить ни слова.

— Мы создали Повстанцев с нуля. Вместе. Всё что знал я, то знал и он. А потом он взял все эти знания, и передал их Фонду, чтобы те смогли нас искоренить. Погибли сотни! Тысячи! Предатель знал всё: месторасположения баз, лагерей, складов. Знал, и помог всё это разрушить! Мы стали для него посмешищем!

Старик вновь погрузился в кресло.

— Мы собрали Дельту после предательства, и впредь решили смотреть на мир реалистично. Вот почему у Повстанцев Хаоса нет каких-либо целей — лишь Summa modus operandi, до недавних пор считавшаяся недостижимой. Так было задумано. Занять людей чем-нибудь, пока не появится возможность нанести удар, стать вечной головной болью для предателя, если тот ещё жив.

Он смолк и отпил из фляги. Взгляд его смягчился, на лице проступила усталость.

— Члены Дельты ничего не знают. Да оно и ни к чему. Даже знай они об этом, им всё равно пришлось бы подпитывать культ личности Машиниста. Сейчас он уже стал символом — тем символом, что отчаянно нужен был нашей организации.

— Если ты не лжёшь, — произнёс Кельвин, аккуратно подбирая слова, — то почему раньше об этом никому не рассказывал?

— А зачем? — пожал плечами Энтони. — Ради шанса убедить в этом людей, и отнять у них веру в Повстанцев? Или чтобы добиться недоверия к себе, подобно тому, что я добился сейчас? Какой мне с этого прок? — он умолк. — Сейчас наша цель стоит превыше всего. Что-либо, способное отвлечь от неё, недопустимо.

— Тогда, зачем ты нам всё это рассказываешь? — мягко спросила Оливия.

Энтони ответил не сразу. Он поднял палец к виску и начал медленно его массировать, закрыв один глаз, и глядя куда-то в пустоту.

— Я рассказываю вам это, потому что хочу, чтобы вы знали истину. Лишь чудо способно помочь нам всем выбраться из этого дела живыми, — старик вновь умолк. — Мне кажется неправильным заставлять человека идти на смерть, не рассказав ему всей правды о том, за что он отдаёт свою жизнь. Мы заняты этим делом, потому что сама природа требует исправления ошибок, а не потому что какой-то предатель дал нам такое задание семьдесят лет назад.

Он встал с книгой в руках и направился к выходу.

— Пусть эти слова послужат вам во благо.

Позднее, когда Адам и Оливия уже мерно посапывали за кучей сваленной между собой мебели, Кельвин бодрствовал. Он перекатывал в ладонях пузырёк с жидкостью, прожигая его взглядом. Свет костра танцевал по поверхности сосуда: красные и жёлтые сполохи плавали в океане сверкающей синевы. Пузырёк был холоден на ощупь — он всегда был таков, однако сжимая его в руке, Кельвин ощущал прилив спокойствия. Он не мог объяснить, что конкретно дарило такое чувство, однако понимал: нечто безмятежное было…

— И где ж ты это взял, Кельвин.

Фраза не походила на вопрос. Мужчина мигом развернулся и увидел Энтони, стоявшего в паре метрах от него — лицо прибывшего было лишь отчасти освещено лунным светом. Кельвин упрятал пузырёк в карман.

— Не твоё дело, — ответил он тихо.

— Ещё как моё, — хмыкнул Энтони, — ведь в последний раз, когда я проверял, запасы этой штучки подошли к концу, — он вышел из тьмы и уселся на земле рядом с Кельвином. Затем достал палку с небольшим ножом и принялся что-то из неё вырезать. — Ты вообще знаешь, что держишь в руках?

— Воду из источника молодости, — кивнув, ответил Кельвин.

Энтони склонил голову, разглядывая конец палки.

— Верно. Думаю, другой такой же пузырёк ты уже использовал, чтобы помочь бедняге доку Картеру достигнуть столь заждавшейся его могилы, — Кельвин кивнул. — Однако ж, у тебя откуда-то оказалась ещё одна бутылочка с водицей. Поразительно, не так ли?

Старик отложил нож с палкой, и припал спиной к креслу.

— Когда Фонд выкачал из фонтана всё, у него на руках осталось воды лишь на двенадцать пузырьков. Каждый из Смотрителей уже успел испить этой жидкости, так что их вечная молодость была обеспечена. Однако сосуды всё равно были розданы членам Совета — так, на всякий случай. Когда я узнавал в последний раз, их все уже успели осушить, но тут вдруг появляешься ты, с двумя полными бутылочками. Интересно, чьи же оказались у тебя, — он задумался. — Что планируешь делать с оставшейся?

— Ничего, — быстро ответил Кельвин. — Уничтожу, рано или поздно.

— Хорошо, — Энтони сомкнул глаза. — Поверь, в этой бутылочке течёт лишь яд. Конечно, он затянет твои раны и восстановит молодость, но взамен сделает твоё дальнейшее существование пустым и бессмысленным. Отберёт вкус к жизни, выбелит цвета.

— Значит, ты и впрямь пил эту воду, — сказал Кельвин, однако в голосе его всё ещё звучало недоверие.

— Да, — вздохнул Энтони. — Когда произошёл Раскол, мы взяли жидкость из фонтана с собой. Конечно, досталось не всем, а лишь парочке — мне повезло оказаться в числе счастливчиков, — он рассмеялся. — Счастливчиков, ага. Счастьем там и не пахло. Когда я понял, что натворил, то убил последующие годы своего существования на то, чтобы обратить процесс вспять. По итогу, вернуть себе вкус к жизни или блеск в глазах я не смог, зато вновь начал стареть. Хоть и очень медленно.

Кельвин достал из кармана пузырёк и осмотрел его. Когда мужчина повернулся к Энтони, то увидел, что старик разглядывает его.

— Помнишь, что сказала перед смертью Донна Тейлор? Будто ты лгал, утверждая, что не боишься смерти. Как думаешь, что она имела в виду? — спросил Энтони.

— Не знаю, — Кельвин пожал плечами. — Правда, не знаю, — он задумался. — Или… нет, без понятия. Я не боюсь умереть, но когда думаю о смерти близких мне людей, тех людей, что видят во мне лидера… от подобных мыслей мне становится тошно.

— Конечно становится, — улыбнулся Энтони. — Нет ничего дурного в страхе смерти, Кельвин. Неизвестность и боязнь потерять в её дебрях близких, вынуждали величайших людей творить ужаснейшее зло. Поверь, даже мне не чуждо подобное ощущение, — на мгновение старик остановился, рассматривая лезвие своего ножа. — От Фонда нас отличает способность принять роль смерти в естественном порядке вещей. Способность принять этот самый порядок. Организация содержит монстров и чудеса, исследует их в надежде познать высшие истины, чтобы потом пустить их на благо Смотрителей. Конечно, они утверждают, будто таким образом дают защиту силам богов, не позволяют тем попасть в дурные руки. А мы, со своей стороны, вовсе отрицаем божественные силы, — старик цокнул языком. — Они не должны существовать. Уж точно не в таком виде. Наш мир для них не приспособлен.

Энтони вновь взглянул на пузырёк.

— Решение за тобой, Кельвин, но будь я на твоём месте, незамедлительно бы уничтожил эту бутылочку и никогда больше о ней не думал. Пойми, я не дам её использовать, и убивать тебя не хочу, но не позволю повторить его ошибку.

— Ты говорил, будто появлялся и исчезал, — ответил мужчина, даже не взглянув на собеседника, — использовал разные имена. Так кто же ты на самом деле?

— Для тебя, прямо сейчас, — старик улыбнулся, — я Энтони Райт. Мне доводилось бывать разными людьми, но все они погибали, когда я становился кем-то иным. Человек, которым я был во времена Раскола, мёртв уже многие десятилетия.

Договорив, Энтони повернулся на бок, и спустя пару мгновений уже мерно посапывал, укутавшись в свою куртку. Кельвин смог продержаться чуть дольше, но вскоре и он отошёл ко сну.

КОНТЕНТ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Примечание:Данная статья была заблокирована согласно протоколу «AO18+». Доступ для пользователей меньше 18 лет строго запрещён.

Для подтверждения своего возраста вам необходимо ответить на несколько вопросов.

Вопрос №5: Как вы относитесь к коммунизму?
Коммунизм фу.
Коммунизм класс.
«Kirov reporting.»