Приложение 4971-1794: Ниже представлена расшифровка записи со съёмного зрительного импланта д-ра Мишлэ. Запись включена в документацию объекта по решению уполномоченных исследователей. Субъект с аномальными свойствами, диалог с которым представлен на записи, после инцидента был обозначен как ЛПИ-8712.
Контекст: Д-р Мишлэ разговорился с субъектом, имеющим облик человека без приметных черт лица в горнолыжном снаряжении, во время ожидания рейса в аэропорту [УДАЛЕНО] при перелёте с группой агентов из Зоны ██ в Зону ██.
[ПЕРВЫЕ 34 МИНУТЫ ДИАЛОГА УДАЛЕНЫ КАК МАЛОЗНАЧИМЫЕ]
ЛПИ-8712: Я хотел бы рассказать одну историю. Думаю, сейчас это будет важно.
Д-р Мишлэ: Ну… валяй. Всё равно самолёт ещё нескоро.
Короткая пауза.
ЛПИ-8712: Каждый день мы с семьёй собирались перед домом на лужайке, и человек, носивший статус повара, жарил на мангале мясо. С мангала каждый раз падали на землю угли, чаще всего совсем немного, два-три маленьких уголька. Когда я был совсем мал, поваром был мой дед; когда я был подростком, поваром был мой отец; а затем поваром должен был стать я сам.
Молчание.
ЛПИ-8712: Наша семья жила на этом участке сотни лет. Дачный дом наши предки часто отстраивали заново, и им казалось, что мы начинаем новую жизнь. Один раз дом ремонтировали при мне. Мне было пятнадцать лет. Я тогда думал, что мы уже не те, что прежде. Знаете, в том возрасте всё кажется драматичным. Значительным.
Субъект прерывается, чтобы отпить из спортивной пластиковой бутылки.
ЛПИ-8712: Но каждый раз, каждый день мы готовили еду на огне. На этом самом месте. Мы покупали новый мангал, мы готовили разную еду. Мой отец был веганом, так что нам приходилось вместо мяса жарить этот соевый сыр, как бишь его. Субъект смеётся. Но это место и эти угли всегда были там.
Молчание.
ЛПИ-8712: Этих углей скопилось очень много. Много тонн. Травы становилось всё меньше. Однажды слой угля дотянулся одним своим краем до дома. В тот день, когда я это заметил, я увидел сон. Как тлеющие головешки загораются посреди ночи, пламя перекидывается на стены дома, и мы все гибнем, не успев проснуться. Я испугался. За себя, за сестру, за мать, за жену, за моих собственных детей, в общем, за семью, которую я поклялся оберегать ценой своей жизни. И я решил перестать готовить еду на мангале. А когда угли порядком запылятся и остынут, я хотел засыпать их землей и накрыть дерном. И забыть про уголь. Но вся семья не хотела делать этого. Оно и понятно, они привыкли к тому, чтобы есть еду с мангала. Они не хотели засыпать уголь, потому что он напоминал им об отце и деде. Что уж говорить, у меня тоже было связано с тем местом немало тёплых воспоминаний.
Д-р Мишлэ: Да, такое всегда сложно. Я так в прошлом году переезжал со старой квартиры, в которой вырос.
ЛПИ-8712: В конце концов я решил, что не могу рисковать. Я выбросил мангал, расчистил участок лопатой для снега и накрыл его свежим дерном. Я… убедил семью, что так нужно. Мы перестали собираться у мангала, а значит, стали меньше общаться. Мне кажется, мы в чём-то отдалились друг от друга. Они стали для меня более… чужими.
Д-р Мишлэ: Да, неприятное чувство.
ЛПИ-8712: Скоро, я уверен, мы найдём новые поводы собраться и поговорить. Я уверен, всё будет хорошо. Но я до сих пор сомневаюсь, правильно ли я поступил.
Д-р Мишлэ: Я думаю, что правильно.
Субъект снимает с ремня за спиной длинную лопату для уборки снега с широким пластиковым ковшом и протягивает собеседнику на двух руках.
ЛПИ-8712: Если я действительно поступил так, как должен, вам всем это пригодится больше, чем мне.
Д-р Мишлэ принимает лопату и в недоумении держит её, видимо, не зная, куда её положить.
Д-р Мишлэ: Ну… спасибо. Ты хочешь, чтобы я угрожал своей семье лопатой?
Оба собеседника смеются.
ЛПИ-8712: Нет, просто маленький подарок. Удачи.
Конец диалога.Примечание: вместе с группой при диалоге присутствовали сотрудник Отдела Сюрреалистики д-р Бльфа и тауматург ГОК Никколо Умберто, приглашённый для участия в исследовании SCP-████. В отличие от других свидетелей, оба описали ЛПИ-8712 как отрубленную голову оленя, парящую в воздухе на высоте, на которой голова находилась бы у сидящего человека. Предметы, с которыми взаимодействовала сущность, то есть бутыль с водой и лопату, якобы перемещала по воздухе невидимая сила. Попытки отследить ЛПИ-8712 успехом не увенчались.
При осмотре лопаты д-ром Мишлэ было обнаружено, что древко является полым по всей длине и заполнено жидкостью с резким запахом корицы. Жидкость была успешно разложена на химические составляющие; её состав практически без изменений использовался для создания и стабильного производства гностических препаратов класса "Нотунг".
Поступившее от одного из исследователей классифицировать лопату как отдельный объект класса Таумиэль или Деицид было отклонено по причине отсутствия у предмета самого по себе аномальных свойств.
*
В пустом длинном коридоре с голубовато-белыми стенами пахло медицинским спиртом. Если Фонд в сфере дизайна помещений стремился в основном к брутальной функциональности и творил в серых и белых тонах, то ГОК в своих архитектурных предпочтениях творила в некоем подобии сильно урезанного из практических соображений ар-деко. С тех пор, как в этом комплексе поселилась Коалиция, он стал походить то ли на подсобку отеля "Ритц", то ли на частную клинику.
Умберто вошёл с лестницы и сел у двери. В тишине, прерываемой только гудением вентилятора, ему показалось, будто металлический стул под ним загремел неприлично громко. Больше в коридоре никого не было. Царил мощный вездесущий запах гностического препарата, похожий на смесь медицинского спирта и корицы. Запах корицы пронизывал всё. Мужчина, одной рукой растирая воспалённую, иcтончившуюся кожу под левым глазом, другой двумя пальцами выудил из нагрудного кармашка пиджака фиолетовый ингалятор, обхватил обсохшими губами прозрачную пластиковую насадку и шумно вдохнул.
В дальнем конце коридора возникла фигурка в белом халате и начала приближаться. Умберто хотел было приветственно махнуть рукой, но подумал, что обстановка не вполне располагает к фамильярности. За полминуты фигурка выросла в длинного, бледного мужчину с оранжевым фондовским бейджиком на чистом белоснежном халате и с железной клеткой с трутнями в руках. Мужчина сел напротив Умберто и поставил клетку на соседнее место.
– Вы тоже на проект "Зигфрид?" – спросил фондовец. Умберто молча кивнул. Не лучший вопрос для начала разговора: целое огромное здание было возведено для проекта "Зигфрид" и больше ни для чего. В нём не было даже самого обычного кафетерия, и всем приходится брать с собой тяжёлые термосы с едой. – Ещё не впускают?
– Нет.
Фондовец прогладил руками мятые полы халата.
– До сих пор не понимаю, почему каждый раз морить в коридоре скукой не попало в список ритуалов, — сострил он.
Мужчина улыбнулся и тут же быстро согнулся пополам от болезненного приступа сухого кашля, изнутри разрывавшего его грудную клетку в клочья. Когда приступ стих, Умберто поднял руку в успокаивающе-приветственном жесте.
– Я Умберто, – хрипло представился он. – Тауматург. Бывший, естественно.
– А, иерофантия. А я Карл, – фондовец протянул руку к Умберто, но остановился на полпути. – Рукопожатие же не ритуал? – уточнил он.
– Да нет, – иерофантия наклонился вперёд и взял сухую узкую ладонь исследователя, после чего снова откинулся назад и закашлялся.
– Умберто – имя или позывной? – спросил Карл.
– Тауматурги больше не используют позывные, – просипел тот. – Считается магической формулировкой.
– Значит, это ваше имя?
– Фамилия. Можно на ты, – Умберто потянулся. Его позвонки тихо, но отчётливо хрустнули. – С начала деритуализации я тут официальный человек второго сорта. Сейчас, правда, привлекли как спеца.
– Не помню, чтобы Фонд привлекал специалистов по тауматургии, – с сомнением проговорил Карл. – Ты от ГОК?
– Сейчас, как по мне, это скорее просто ГК, – серьёзно проговорил Умберто, одергивая пиджак за борта обеими руками. – Оккультизма, сам понимаешь, больше нет. Удобнее всего, конечно, Длани – мы для них как были книгожогами, так и остались.
– Вы там правда жжёте книги или это метафора? – поинтересовался Карл.
– Ну, в начале деритуализации мы пожгли довольно костров из Блаватской, Кроули и им подобных. Потом, правда, всем стёрли память, чтобы нас не сравнивали с немцами сто лет назад, – добавил Умберто. – После того, как мы похерили всю секретность, с подобными моментами нужно быть осторожнее.
– Разумно, – кивнул Карл.
Тауматург ничего не ответил, уставившись в потолок. Повисла тишина. Карл внимательно изучал взглядом одежду Умберто. Он определённо не так представлял себе колдунов. В его представлении типичный мистик носил однотонный свитер с горлом и старомодные очки или твидовый костюм для создания жизненно важного для иерофанта общего впечатления мудрости, опыта и тайных знаний. А Умберто был одет скорее как шпион Коза Ностры. Светло-серый пиджак, тёмные брюки, белая шляпа с лентой – его легче было представить себе с томми-ганом и сигарой, чем с древним манускриптом. Что ж, решил про себя Карл, говорящий не знает, знающий не говорит.
У дальнего конца коридора в дверном проёме возникло два человека в костюмах с эмблемами Отдела внешних связей Фонда и Отделом PSYCHE ГОК. ГОКовец что-то быстро, но не сбивчиво тараторил; из потока его речи слух выхватывал бесчисленные названия шоу, телеканалов, интернет-блогов, кодовые обозначения сект и строчки из какого-то рождественского гимна. Общий смысл, кажется, сводился к ряду проритуалистических акций в католических странах. Проходя мимо Карла, фондовский "Связист" задел коленом клетку с трутнями и не заметил.
– Сложно там у вас, да? – обратился Карл к Умберто, когда связисты пропали за белой автоматической дверью на другом конце коридора.
– Кажется, да. Насколько нам видно из PHYSICS, у "психеев" жизнь нелёгкая, – ГОКовец улыбнулся.
– В начале ведь особых сложностей не было, насколько я помню?
Умберто кивнул.
– Трение началось попозже. Меметическая пропаганда всяких аномальных сект в отсутствие "хозяев" начала всплывать то тут, то там тише, незаметнее, реагировать быстро стало труднее. А сначала была не жизнь – малина.
– И как вы тогда умудрились всех заставили прекратить ритуалы, не повторив судьбы Нерона и СССР?
– Без сопротивления и мучеников? – уточнил "шпион".
– Именно.
– Да кроме пропагандистской программы ничего особенного вроде не было. Но ты и сам должен был видеть, какой она была масштабной, разве нет? Из каждого утюга шло.
– Я немного далек от информационного пространства, – извиняющимся голосом проговорил фондовец. – Всё-таки в нашем отделе такая работа.
– Ну там главное было найти ёмкие формулировки, – Умберто кашлянул, одной рукой нащупывая ингалятор сквозь кармашек на груди. – Люди любят ёмкие мощные формулировки. Кучей аргументов никогда не завоевать людей. Их завоёвывают хорошо звучащими, простыми и ясными лозунгами. Одно хорошо, другое плохо. Нашли, быстро озвучили их по всем СМИ и после этого начали выбрасывать газообразные гностические препараты, пока все были под первым впечатлением и ещё не задавали вопросы.
– Прямо без мемагентов? – с лёгкой иронией спросил Карл.
– Конечно, не без. Ты должен знать, Фонд тоже этим занимался, – тауматург поднял глаза. – Ты же из отдела по меметике, да?
Карл молча кивнул. Почти всё время деритуализации он провёл в подземной лаборатории размером со стадион, не видя солнечного света много месяцев, но рассказывать об этом бывшему тауматургу ГОК не хотелось. Может быть, Карл в глубине души стыдился того, что он всего лишь техник, не особо причастный к самой сути операции. К тому же вряд ли ГОКовец пил курс мощных мнестиков класса W, а поэтому слова "отдел антимеметики" только сбили бы его с толку.
– Вот-вот. В первый день операции, естественно, обычная процедура. Мы добавили фнордов во все религиозные и магические тексты, во все тексты, положительно описывающие ритуалы, обряды, мелкие верования, всё вот это. Таких оказалось много.
Повисла короткая пауза, пока Умберто доставал ингалятор и вдыхал пар, сопровождая это звуками Дарта Вейдера.
– В общем, хрена с два ты неаномальными способами заставишь людей, например, перестать произносить тосты, – подытожил он, засовывая ингалятор обратно в пиджак. – А у нас в Коалиции решили, что это ритуал.
– Выпить на посошок – ритуал? – вдруг выдал Карл.
– Ритуал, – подтвердил Умберто.
– Плевать через плечо?
– Ритуал.
– Стучать по дереву?
– На грани.
– А произнести заклинание в обычном разговоре?
– Вообще надо быть осторожным с магическими формулами, – уклончиво ответил тауматург. – Сила ритуала в его повторении. Повторяли какие-то культисты "мальчик никогда не плакал и не рвал тысячу ким"…
– Есть такая формула?
– Есть, но расшифровку я тебе не скажу, – Умберто усмехнулся, закидывая ногу на ногу. – Так вот, повторяли это раз за разом, закалывая всевозможных четвероногих… А иногда даже двуногих. И теперь спизданёшь неосторожно и при этом комара прихлопнешь – и уже в каком-то смысле ритуал.
– А разве для ритуала не нужно верить в него?
– Вот в этом и проблема, – Умберто снова закашлялся и шумно вдохнул, как вынырнувший из воды пловец. – Хер поймёшь, что эта чучундра считает ритуалом, а что нет. Частично для этого меня Коалиция до сих пор и держит. Ну и потому, что я не только тауматург, а разносторонний специалист. Иначе сократили бы, как и других. Хотя я и так в чёрные дни работаю в Трёх Портлендах на кассе.
– Получается декламировать стихи Гёте про ученика волшебника…
– Не стоит, – посоветовал тауматург. – На всякий случай.
– А петь псалмы? В них тоже бывают магические формулы.
Умберто облизнул губы.
– С религией вообще сложно, – признался он.
– Правда, что личелам убрали институт религии вообще?
– Ну как сказать. Верить вроде можно, но никаких обрядов. Причастие, крещение, отпевание, поминки, венчание удалили, богослужения запретили. Считается ли это теперь религией — вопрос не ко мне.
– Короче, все стали катарами, – подытожил Карл.
– Катары вроде венчались.
– Катамаранами, – попытался сострить Карл.
– Скучаю по поминкам, конечно, – хрипло вздохнул Умберто. – Кутья – пища богов.
– Да, кутья – это тема, – Карл сполз вниз, вытянув длинные ноги поперёк коридора и сунув руки в карманы.
– Жаль, что ритуалы больше никогда не будут проводиться. Я буду скучать по тауматургии.
– Когда дело будет сделано, станут.
– А разве он от этого не должен появиться снова?
– SCP-4971…
– Кто?
– Бог ритуалов в фондовской документации, – пояснил Карл. – Так вот, он не в том смысле бог ритуалов, что является их неизбежным следствием. Стихийное бедствие заключено не в ритуалах самих по себе. Он – скорее паразит, присосавшийся к человеческой культуре. Он питается ритуалами, но не растёт из них. Да, мы должны "перекрыть ему кислород", прекратив ритуалы, чтобы убить его. Но через пятьдесят-шестьдесят лет, когда ведьмовство получше выветрится из культурного пространства, мы сможем снова проводить свои маленькие ритуалы и приносить маленькие ежедневные жертвы.
– Сможем перестать утилизовать трупы, как мусор?
– Если пожелаем. В этом-то и штука. Может, если у нас не будет привычки отпевать умерших, у нас вовсе и не будет потребности сакрализировать трупы?
– Чтобы это вывести, мало пятьдесят лет подержать личелов под гностическими препаратами.
– И то верно.
Белая автоматическая дверь с тихим пластиковым визгом открылась, и "Связисты" пошли обратно. Теперь оба держали под мышками толстенные жёлтые папки. Когда они приблизились, Умберто разобрал на каждой наклейку с логотипом МКиД. ГОКовец снова на что-то многословно досадовал, фондовец отвечал ему односложными одобрительными ругательствами. Проходя мимо Карла, он снова задел клетку, но на этот раз заметил кратко извинился.
– Да, вашим там тяжело, – заметил тот, когда оба сотрудника исчезли из виду.
– Какой же все-таки это был геморрой… – пробормотал Умберто. – У меня было столько работы. Всего и не перечислишь. БДСМ-ритуалы, военные ритуалы вроде построений и маршей, постоянные парады победы, обряды инициации, которые проводят старшеклассники, чтобы поиздеваться над новеньким, вступившим в группу, школьники, вызывающие кровавую Мери в туалете, разбивание бутылки с шампанским об борт корабля перед отплытием, и куча, куча мелких жертв, которые люди приносят каждый день — бросание монеток в фонтан, вообще что угодно "на удачу", покупка сувениров, "если я успею на автобус, мой день удался" — и все это нужно было сгрести в кучу и уничтожить. И привлекли к этому не только психеев, но и меня.
– Мда, теперь понятно, куда уходит столько гнозиака, – отозвался Карл, откинувшись на спинку стула и подняв лицо к тусклой белой лампе за бронированным стеклом в потолке.
– Ужин при свечах, например, – продолжил Умберто. – Чаще всего едят мясо — это жертва, которую приносят непонятно кому. Амуру или еще кому, я не историк. И наша задача — сделать так, чтобы люди не чувствовали необходимости съесть мясо при свечах, чтобы заняться делами любви. Легко сказать! И вот во все тексты про ужин при свечах пускаются стаи фнордов. Делается заявление по телевизору от видного писателя или журналиста, может, историка или философа, где он говорить эдакую простую, но свежую формулу: "есть мясо на свидании — это все равно, что подавать говяжий язык в кафетерии в здании парламента", только в сто раз остроумнее и убедительнее, чтобы эту формулу составили специально обученные люди, отучившиеся на лингвистическом в Оксфорде. И всё это на наших плечах.
– Взять и удалить часть культуры сложно.
– А сделать это красиво-этично-демократично вообще невозможно. Поэтому попытки разубедить население мягко и так, как будто народ сам решил, не вполне успешны. А успешны только тонны гностических препаратов в воздухе и мощная машина пропаганды.
Оба молчали ещё пару минут.
– Я устал от всего этого, – проговорил наконец Умберто. – Я хочу на пенсию.
– А я бы ещё поработал. Люди "внизу" в ближайшие несколько лет, судя по всему, будут серыми и неуютными. Я слишком привык к миру с повседневными ритуалами, чтобы нормально жить в мире без них.
– Мне тоже будет сложно, – задумчиво проронил тауматург.
– Почему?
Умберто закашлялся сильнее прежнего, едва успевая вдыхать между новыми приступами.
– У меня жуткая аллергия на гнозиаки, – прохрипел он.
*
На представителе ГОК были темно-синий пиджак в голубой нитью, белоснежная рубашка и черный галстук. Кабинет на высоком этаже небоскреба с окнами во всю стену и видом на солнечный город подошел бы любому министру или крупному банкиру. Никаких магических атрибутов; обычная деловая встреча.
Этот разговор не относился к официальным переговорам, числился как неформальный и не протоколировался – по крайней мере, не должен был. Представитель Фонда с трудом заставил себя согласиться на личную встречу до начала официальных переговоров, и дурное предчувствие не оставляло его.
— Я думаю, вам будет познакомиться с нашими планами поближе для полноты картины, — дипломат Коалиции пододвинул четыре печатных листа А4 к собеседнику. Тот поддел их пальцем и поднял. — Я постарался максимально сократить объем, если при этом упустил что-то важное — уточняйте.
Автор документа вкратце описывал крайне масштабный протокол по искоренению всего, что только может считаться ритуалом, обрядом или жертвой, из повседневной жизни. Когда представитель Фонда дочитал до момента, в который описывался механизм заражения атмосферы препаратом, воздействующим на разум, в планы авторов, кажется, уже входило выжечь из коллективного бессознательного людей саму мысль о ритуале как о чем-то возможном.
Мощнее любых табу в любых культурах на Земле. Юридический закон, который планировалось вживить людям в мозги.
Текст производил смешанное впечатление. С одной стороны, в нем прослеживались последовательность, продуманность и точность. Авторы как бы предлагали возвести здание, при этом наглядно демонстрируя, что фундамент крепок. Но с другой стороны в этом чертеже виделась какая-то отчаянная азартность. План казался авантюрой. Здание должно было держаться наполовину на этом отчаянном энтузиазме.
На последней странице внизу располагался небольшой список СО, которые предполагалось срыть с корнем совместными усилиями ГОК, Фонда и пары других СО, которым Коалиция планировала щедро заплатить. Это были СО, которые невозможно было бы дипломатически уговорить не проводить ритуалов. Туда входили саркиты, гнилогорцы и список из более-менее маленьких сект. Это сильно прибавляло документу в общей привлекательности, но сомнительность с него не спадала.
— Выглядит как достаточно надежный план, — дипломат Фонда вернул бумаги на стол и положил на них руку. — Но это очень похоже на серьезную угрозу нормальности. Нормальности, которую мы поклялись защищать, — мужчина поймал себя на мысли, что начинает говорить лозунгами. — Вы предлагаете фактически накачать психоактивными веществами все население планеты, — дипломат едва удержался от того, чтобы сказать "наркотиками".
– Нормальность? Интересно, – ГОКовец повернул голову и посмотрел в окно. На его лицо упало яркое изжелта-белое пятно света. Дипломат облизнул губы, ожидая уже порядком надоевших идеологических прений. ГОКовец производил впечатление напускной философской безмятежности, что не могло не нервировать его собеседника. – Фонд всегда говорит, что борется за нормальность. Но вы не могли не заметить всю абстрактность и неоднозначность этого понятия. Уже каждый уважающий себя ЛПИ в ваших интервью заявляет свой альтернативный взгляд на нормальность. Вы все и сами порой не понимаете, что это такое.
— А что вы предлагаете в качестве альтернативы? — лениво возразил фондовец. — За что борется ГОК? За "чистоту"? Мы все служим нормальности. Привычному, понятному и уравновешенному миру, в котором человечество может функционировать.
— Коалиция борется за выживание нашего вида. Людей. Миллионов людей, таких, как я, или вы, или те люди за окном, — дипломат ГОК опустил глаза на людную улицу под окнами. — Вот это хорошая цель. Она понятная и материальная.
— Мы тоже служим этому. Просто мы не готовы пойти на перекройку всего общества ради одного безголового оленя.
— Но готовы пойти на риск перекройки, причем неуправляемой и гарантированно губительной для человеческого вида. Напомните, что сдерживает Познавшего от того, чтобы однажды набрести в том лесу на разрыв и не устроить на Земле массовое жертвоприношение? "Сердце каждого, не познавшего Тишину".
– Фонд готов мириться со столь мощным объектом на содержании сомнительной надёжности с нестандартным классом. Мы считаем эту нестабильность приемлемой жертвой.
– Поэтому деритуализация и дастся Коалиции легче, чем вам, — легко подытожил представитель ГОК. — Коалиция не приносит жертв. Не приносит жертв ради нормальности, продуктивности, "во имя науки". Забавно, — он усмехнулся. — Мы зовём себя Оккультной Коалицией, а все ритуалы – на вашей совести.
— Не будем углубляться в типичный конфликт наших миссий, — раздраженно прервал его дипломат Фонда. — Как много вещей вы считаете ритуалом?
Собеседник замолчал.
— Мне нужно знать, насколько массовую перестройку вы запланировали, — добавил фондовец.
— Современный человек живет в цивилизованном мире, не представляя, какая мешанина из облагороженных обрядов и кровавых религий древности его окружает, — пространно заговорил дипломат. — Вы знали, что украшения на рождественской елке призваны заменить внутренности жертвенных животных?
Фондовец мотнул головой.
— И я не знал. А когда мы делали наброски операции, совершенно случайно прочитал это. Карнавалы по всему миру вообще обнаруживаются невооруженным взглядом. И так везде, — подытожил дипломат. — Не только очевидные жертвоприношения, такие, как святое причастие или кутья на поминках. Мир изменится. Во многом в очень неожиданную сторону. Он может даже показаться на первый взгляд скучным. Но он не будет пустым и бездушным.
Дипломат Фонда отвинтил синюю крышечку от пластиковой бутылки и отхлебнул воды. У воды был странный вкус, до боли знакомый, но фондовец никак не мог вспомнить, какой.
— Поймите меня правильно. Это не просьба и не предложение, — тем же грустно-пространным голосом заговорил его собеседник. — Это ультиматум. Вежливый, но ультиматум. Проблема вагонетки – дёргать или не дёргать рычаг. Коалиция развернёт проект "Зигфрид" в любом случае, все необходимые приготовления сделаны, финансирование налажено. Фонд может помочь, а может помешать. Если поможет – избавится от объекта внесистемного класса угрозы. Если не поможет – окажется на стороне саркитов и им подобных. И вполне возможно, что в результате Коалиция будет стёрта с лица Земли. На досуге почитайте документацию последних операций – в каждой десятой приходилось прибегать к нашей помощи.
– Итак, операция "Зигфрид" будет развёрнута в ближайшее время. Мир не будет прежним и, возможно, не будет нормальным в том смысле слова, как его понимает Фонд. Но он будет. Будет целым, будет населён людьми, для защиты которых мы все здесь собрались. Подумайте над этим.
Дипломат Фонда допил воду и закрутил крышку.
— В любом случае, я не вправе принимать решений от лица всей Организации, — сказал он, вставая. — Этот вопрос будет обсуждать Совет О5. Но я постараюсь в меру своих возможностей повлиять на их мнение.
ГОКовец тоже встал и пожал руку дипломату. Тот подобрал свой портфель, преодолел десяток метров и вышел в фойе.
Только проходя по просторному холлу, выполненного в стиле здания Ассамблеи ООН, дипломат смог вспомнить, что за вкус был у воды, которую он выпил в кабинете.
Это был вкус корицы.