"Несмотря ни на что, я не могу найти в себе силы…"
Она пыталась подобрать подходящие слова, с которых можно было бы начать. Кэссиди окинула взглядом спящую на кровати слева от себя жену, Розу. Затем вложила голову в ладони и продолжила рассматривать тетрадь.
С самого детства её терзало что-то, из-за чего она чувствовала, будто была обузой для родных и близких. Все письма — оставлены на столе или в почтовом ящике, сообщения — прочитаны, но не отвечены, и не важно, кому и зачем она понадобилась. Друзья, семья, Роза — теперь все мосты сожжены, все контакты разорваны. Всё сыпалось как песок сквозь пальцы и проваливалось в бездну, из которой не вернётся. Кэссиди не сторонилась всех намеренно, со временем оно само так вышло.
"Роза, прости меня…"
Все разговоры о том, кем она могла стать, кем ей суждено или кем она должна быть, — всё ложь. Милая, добрая, талантливая, трудолюбивая, рисковая — ничего из этого не описывало её настоящую. Всё это — маска, которую она показывает другим. Ложь, на которую ей настоящей никогда не поравняться. А такого рода "письма" ей всегда давались тяжело. Она призадумалась: для Розы следует написать что-то многозначительное.
Слёзы побежали по щекам, и Кэссиди начала тихо всхлипывать, стараясь не разбудить жену. Розе было вовсе незачем знать, что сейчас происходит. Она всегда была рядом, всегда всё понимала. Не спала, когда бессонница мучила Кэссиди, и обнимала её, когда та плакала без видимой на то причины. Роза сочтет происходящее предательством: будто её разлюбили, будто это она во всём виновата.
Но это было не так. Кэссиди пошла бы на что угодно ради Розы, и искренне надеялась, что та это понимает. Разве что уверенность в этом слабела из-за грядущего.
"Розмари, ради тебя я готова броситься в огонь, сама знаешь. Я за тобой отправилась бы в ад и поплыла за семь морей. После всего, через что мы прошли, я и дня не прожила бы без тебя."
Не то. Кэссиди вырвала кусок тетрадного листа и бросила его в мусорную корзину. Нет оправданий тому, что она собралась совершить. Роза не простила бы её даже при неудаче. Кэссиди покачала головой. Не будет ли лучше просто исчезнуть без следа? Вероятно, в таком случае Розе будет проще двигаться дальше.
Кэссиди понимала, что ни от чего Розе легче не будет. И понимала, что Роза любит её больше всего на свете. По правде говоря, и Роза была для Кэссиди светом её очей. Все девять лет жизни, что она провела подле этой женщины, были одними из лучших. Даже это её не могло остановить, но она осознавала, что после совершённого ей с новой силой вернется к Розе ПТСР. Пока ещё это могло бы заставить её передумать, и эта мысль пугала.
Слёзы рассыпались по странице и впитались в листы, следующие за ней. Кэссиди взглянула на часы. 4:32. Она оглянулась на спящую жену: её каштановые локоны сияли в свете луны. Она всегда была прекрасна, даже во сне. Кэссиди любила свою жену несмотря ни на что.
Нет-нет. Кэссиди тянула время.
"Я люблю тебя, Роза. Ты - свет…"
Что бы ни пыталась Кэссиди написать, всё или звучало глупо и наивно, или смахивало на свадебный обет, что на неё не похоже вовсе. Она вздохнула и постучала ручкой по подбородку. С каждым вздохом напряжение брало верх. Её начинало тошнить, а в груди болезненно кололо. Подобное с Кэссиди уже случалось.
В голове копошились навязчивые мысли. О том, что Роза её не любит, и остаётся с ней только потому, что должна. Что и отношения в целом были построены не на любви, а на обязательствах. В груди отдалось горькое, колкое чувство. Всё это - не правда, что бы она себе ни придумала. По крайней мере, хотелось в это верить.
А, быть может…
Должно быть самое то. Мило, лаконично, и послужит ей светом во тьме. Будто бы Кара ушла на ночную прогулку и потерялась, или ушла в магазин и пока не вернулась обратно.
В её жизни всё было замечательно. Её отношения - идеальны, её работа - стабильна, да ещё и вот-вот повысят. Но отчего ей всё равно так плохо? Кэссиди не хотела никому вредить, но всех от себя отталкивала. Всё просто сливалось в апатию, будто ни для кого ничего не значило, за что бы она ни бралась. Её тело постепенно сдавало, оно будто бы и не было её вовсе, а кого-то другого, кто делает всё за неё.
Она вздохнула и снова заплакала. Она не принимала лекарства: зачем, если они всё равно не работают?
Она скрепила записку поцелуем и прошмыгнула вон из спальни. Её трясло от тяжкого груза осознания того, что она решилась предпринять.
Розе будет лучше без неё. Она понимала, как Розе было тяжело, когда Кара спала часами, когда она ложилась вздремнуть и спала до самого утра, и даже когда не спала вовсе. Даже если Роза действительно её любит, быть Розе грузом просто не справедливо. К тому же, с тех пор как кошмары прошлого Розу отпустили, сон ей был нужен как никогда, и Кара не смеет её более будить.
Кэссиди улизнула в гостиную и открыла шкаф. Внутри её ждали ножницы, что она спрятала. Она окинула их взором, взглянула на свои усеянные шрамами руки. Это уже не нужно, ведь она всё равно умрёт. Она схватила серебристые лезвия и кинула их через комнату. Живот скрутило, будто бы что-то её тянуло обратно. Она отбросила это чувство и открыла дверь в квартиру.
На лестнице до парковки повеяло холодным воздухом. Во тьме не трудно было разобрать, где была расположена её машина. На босу ногу холодный бетонный пол был словно иглы, но ей это было только в сладость. Она вздохнула, открыла машину и села за руль. С её лица не прекращаясь стекали капли слёз. Из лёгких вырвался мучительный крик, от которого разболелось горло, а стены парковки отдались его отзвуком. Ответом ей было лишь эхо.
Усталый взгляд уставился на двери гаража, а в ушах и груди колотился пульс. Ей стало страшно, что на неё накатило, но это чувство удалось перебороть не впервой. Всё это было уже не важно, взор Кэссиди поразило туннельное зрение. Не важны слёзы, что заполонили собой глаза. Не важно, что Роза будет по ней скучать. Не важно, если Кэссиди будет больно. Важно лишь то, что она добилась своего.
Она знала, что перед падением с высоты могла бы себя спасти. Она знала, что всё можно было развернуть обратно, что всё могло бы закончиться хорошо. Но всё было иначе, потому что Кэссиди позволила саморазрушению взять верх. В конце концов, это всё, на что она сгодилась.