Опрашиваемый: Д-р Дэвид Эренфельд
Опрашивающий: Агент ███████
Предисловие: Д-р Эренфельд был врачом, присутствовавшим при смерти Марты Р███, сотрудницы ███████████ музея, 2 января 1942 года. Интервью было проведено вне учреждений Организации, поскольку д-р Эренфельд являлся пациентом дома престарелых ███ █████; на момент опроса ему было 95 лет и, несмотря на плохое физическое состояние, он сохранил довольно ясный ум. После проведения интервью был использован амнезиак класса А.
<Начало опроса, ██ октября 20██г.>
Опрашивающий: Спасибо, что согласились на эту встречу, доктор.
Д-р Эренфельд: Не за что. Я пережил большинство тех, кто интересовался этой историей. Кроме того, многие слышавшие ее считали, что если я не впал в маразм, то просто вожу их за нос. Вы, возможно, тоже окажетесь из этого числа, но я уже не в том возрасте, чтобы это меня хоть сколько-нибудь беспокоило [тихо посмеивается].
Опрашивающий: Расскажите, пожалуйста, о событиях второго января 1942 г.
Д-р Эренфельд: Помню, это был… мерзкий день. Холодный и мерзкий. ██████ иногда бывал замечательным городом, но только не зимой. Был уже поздний вечер, когда консьерж сказал, что меня вызывали. Я устал, но… принимать участие в рождении новой жизни – всегда прекрасно. Помню, думал, что это меня взбодрит.
[кашляет; пьёт из кружки]
Со мной тогда была медсестра, но после той ночи я больше не видел бедную девочку; она больше не выходила на работу.
Пятнадцать минут, кажется, было нужно таксисту, чтобы домчать меня из дома до музея? Не помню точно, но думаю, что не сильно ошибаюсь. Привратник меня уже ждал. Он привел меня в комнату, где бедная миссис Р███ лежала на низком столике, накрытом какими-то холстами и тряпками, наверное, для удобства.
Опрашивающий: Каким было её состояние на тот момент?
Д-р Эренфельд: Сейчас, когда я вспоминаю тот эпизод… должен признать – оно было весьма плохим. Но тогда я был молод, и опыта у меня было не очень много. Она лежала очень тихо, лишь иногда постанывая между схватками; не реагируя на мои попытки заговорить с ней, пока я пытался проверить жизненные показатели. Она даже не взглянула в мою сторону. Потекла кровь; я перемазал в ней все руки, едва начав помогать ей с родами. Весь пол вокруг был скользким от крови. Головка ребенка еще не показалась, но матка уже начала расширяться, и схватки участились. Это испугало меня: мне показалось, что у нее произошло тазовое предлежание, но я постарался сохранить спокойное выражение на лице. Не хотел пугать раньше времени медсестру или исследователя доктора Мирелла, стоявшего неподалёку… представительный был мужчина, в годах. Думаю, хотел тогда произвести на них впечатление.
[Пауза, звуки дыхания и глотков]
Опрашивающий: Что было дальше, доктор?
Д-р Эренфельд: Из-за всей этой крови, залившей пол, я решил, что её жизнь находится в опасности. Я приказал ей тужиться, и она тужилась… моя медсестра помогала ей, нисходящими движениями надавливая на живот, а я попытался вручную помочь выходу ребёнка. Не стану утомлять вас деталями процедуры родов при тазовом предлежании; их можно отыскать в любом тогдашнем акушерском справочнике.
Я попробовал на ощупь и, знаете… мне показалось, что пуповина, возможно, обернулась вокруг шеи ребёнка. Я отодвинулся, посчитав, что сейчас понадобится проведение эпизиотомии, но тут события резко ускорились. Полилось ещё больше крови, и малыш начал вываливаться в мои руки.
[пауза]
Никогда до этого не видел такой штуки. Вы, как исследователь, много ли вы знаете о врождённых мозговых дефектах? Это не было рядовым случаем. Мне сначала даже показалось, что младенец родился мертвым. Его плоть была серого цвета – не серая от слизи, покрывающей тело обычного новорожденного, но безжизненная, разлагавшаяся. И этот трупный запах…
Я отшатнулся, и несчастная мать закричала в своей финальной схватке, после чего тельце целиком оказалось в моих ладонях, одновременно с целым водопадом крови. Деформации… их не описать словами. Грудная полость была полностью разворочена, конечности…
Опрашивающий: Но это не было мертворождением.
Д-р Эренфельд: Оно смотрело на меня. Я слышал, как медсестра, выше, пыталась делать матери искусственное дыхание… а затем её сдавленный вдох и заикание, как только она увидела что я держал. Рвотные позывы, когда вонь заполнила комнату. Я попытался бросить это существо, но оно вцепилось в мои руки, я почувствовал, как моя кожа ладоней начала трещать и отслаиваться.
Удивительно, как ясно я всё это помню. В моём возрасте порой сложно бывает вспомнить что у меня было на ужин. Младенец был длиной вдвое больше нормальной для восьмимесячного малыша. Нижняя часть его тела… сегменты…
[кашель, переходящий в приступ; двухминутная пауза, пока опрашивающий помогает доктору надеть кислородную маску.]
Опрашивающий: Что вы сделали потом?
Д-р Эренфельд: Оно начало хохотать… и я убил его. [пауза] Я ломал его шею, а оно смотрело мне в глаза.
Опрашивающий: И это не имело никаких последствий? Ни у кого не возникло к вам вопросов?
Д-р Эренфельд: [тихий смех] В 1942 году, в стране, погруженной в войну, к двум уважаемым профессионалам, давшим свои показания по этому делу? Нет. В здании музея была печь; я лично поместил в неё тело. Мы сообщили, что жизни матери и ребенка были оборваны в результате трагических, но вполне укладывающихся в норму причин. Муж был алкоголиком, который вообще не поинтересовался ничем, кроме размера полагавшегося ему страхового возмещения. По-моему, его вскоре призвали, и он умер где-то во Франции. Я же после этого покончил с акушерской практикой и никогда более не принимал роды.
<Конец записи>
Следующая запись: Д-р Эренфельд скончался от пневмонии спустя четыре месяца.