В кабинет входит маленький человечек в белом халате с папкой для бумаг. Он салютует мне. Салютую ему в ответ, тяну руку:
— Мартин Рад, научный отдел.
— Рудольф Книпке, вы сами знаете откуда.
Человечек без спросу садится на ближайший свободный стул и открывает папку. Щёлкает авторучкой.
— Чисто для записи: ваши имя и фамилия?
— Мартин Рад.
— Дата и место рождения?
— Двадцатое ноября восемьдесят четвертого, Смоленскгау, Великая Германия.
— Семейное положение?
— Женат, есть сын и дочь.
— Партийная принадлежность?
— С двадцати лет в нацистской партии. Это должно быть у вас в доку…
— Не перебивайте. Как давно работаете в Фонде?
— Бессрочно призван в ObskuraCorps пять лет назад.
— Ваше последнее назначение в качестве проектфюрера?
— Проходит под названием "Ржавый газ".
— Подтверждаете ли вы свой запрос о назначении в Моральный Комитет полгода назад?
— Подтверждаю.
— Очень хорошо.
Мой собеседник откладывает бумаги, и я наконец-то могу его как следует рассмотреть: явно старше меня, совсем седой, с залысинами, идеальная осанка. Книпке достаёт из кармана непрозрачный пакет и скользящим движением по столу передаёт его мне. Открываю. Внутри фляжка, пачка сигарет "Империум" и зажигалка.
Я молча поднимаю брови. Мой визави не меняется в лице.
— Герр Рад, это не совсем обычное собеседование. Равно как и мы не совсем обычное отделение внутри Фонда. Воспринимайте всё это как дружеский разговор старых партайгеноссе, пусть и на непростые темы.
Книпке наклоняется над столом и складывает руки у лица. Такое ощущение, будто он не хочет говорить. Затем вдруг вынимает из нагрудного кармана нелепый клоунский нос, на секунду его примеряет.
— Как вы думаете, смешно ли существование Комитета в организации с непреложными правилами, которая является частью глобальной организации с ещё более жёсткими принципами? Некоторые считают нашу функцию чуть ли не цирковой, среди нацистов в Фонде это мнение почему-то особенно распространено. Но подождите со смешками, на всякий случай я бы хотел развеять эти сомнения.
Клоунский нос аккуратно кладётся на стол.
— В течение нашего непростого разговора вам могут быть показаны неприятные вещи и заданы неприятные вопросы. Вы можете употреблять содержимое пакета или отказаться, это не будет расценено как достоинство или недостаток. Моими полномочиями вы освобождены от обязанностей до конца дня, так что вы в своём праве. Вы понимаете меня, Мартин?
— Вполне. Я закурю, вы не возражаете? - и тут же чиркаю кремнем.
— Пожалуй, я вас в этом поддержу, - чиркает Книпке в ответ.
Он затягивается и долго смотрит на меня.
— Мартин, вы уже знаете, что в Фонде мы работаем и вместе с унтерами.
— Знаю.
— Ваше к этому отношение?
— Как к неизбежному злу.
— Вам это не нравится.
— Я призван в Фонд, Фонд служит человечеству, они тоже часть человечества, пусть и худшая.
— Вы готовы преодолеть своё неприятие низших рас?
— Я каждый день это делаю.
Собеседник утыкается в планшет, делая очередные пометки.
— Если у вас будет выбор спасения между арийцем и унтерменшем - кого вы спасёте?
— Арийца.
— Если унтерменш важен для миссии Фонда?
— Унтерменша.
— Вы будете сожалеть об этом.
— Да. Но это не будет иметь значения.
— Хорошо, Мартин. Могу я быть с вами откровенным?..
— Конечно, герр Книпке.
— Видите ли… Кстати, если вы раздумывали, то самое время открыть флягу.
Внутри оказывается неплохой коньяк. Рудольф Книпке, к моему удивлению, прикладывается тоже.
— Урожай две тысячи десятого, Французский Легион, если интересно. Так вот, Мартин, я хочу рассказать вам о сути нашего Комитета. Давайте начнём со сравнений. Сколько людей убила Великая Германия за свои интересы?
— Провела евгеническое облагораживание, - на автомате поправляю я, - около двадцати процентов населения Евразии.
— Прекратите лицемерить, Рад, вы отлично знаете, что значит этот эвфемизм. Народ, партия и нация, к которым мы оба с вами принадлежим, убили миллионы людей. - Собеседник затягивается, делает глоток и передает фляжку мне, - у нас в Комитете говорят именно об убийствах. Итак, в интересах большинства в жертву было принесено меньшинство. Следующий вопрос: как вы считаете, если Фонд сочтёт, что ради выживания только одного процента людей должны погибнуть остальные девяносто девять, то пойдёт ли он на эту жертву?
— Конечно, ибо лучше часть, чем ничего, но… Стойте. Вы обхитрили меня. Сравнение некорректно.
— Это вам решать. Пожалуйста, посмотрите.
Рудольф обходит меня, вынимает из кармана стопку фотографий и показывает их мне, медленно выкладывая на стол.
— На части из них жертвы криминальных преступлений. На части - деяния великогерманских солдат. На остальных - то, что делал Фонд для спасения человечества. Объясните мне, что из показанного вам на фото является зверством и почему.
Я долго смотрю на фотографии, пересиливая борьбу желудка с выпитым коньяком. Собеседник усмехается и выпивает ещё.
— Выскажу предположение: Рейх минимизирует затраты ресурсов на обла… на убийства и постарается выполнить их промышленно оправданным методом. Поэтому вот эти три, с сожжением, удушением газом и массовым расстрелом, я считаю делом немецких рук. В то же время Фонд как теневая структура старается устранять нежелательных личностей не привлекая внимания, поэтому выберу в их пользу карточки с аккуратной пулей во лбу и перерезанным горлом. Последние четыре же, с изувеченными телами - чистейшая мерзость, оставлю их на совести преступных элементов.
Книпке кивает и собирает фотографии обратно в карман. Он усаживается напротив, приглаживает волосы и делает пару пометок в планшете.
— Итак, герр…
Неожиданно воет сигнал тревоги. Мы синхронно достаём телефункены.
Нарушение условий содержания на моём объекте, внезапный отказ воздушного насоса, автоматические меры приведены в действие.
С улыбкой кладу устройство на стол.
— Герр Книпке, это уже…
— Мартин, дело серьёзное, так что времени у нас мало. Вы знаете протокол.
— Знаю. Автоматически закрываются переборки, эвакуации не будет до разрешения ситуации.
— Что делает ваш… подопечный?
— В пределах более трёхсот кубометров при контакте с газообразным азотом он саморазмножается, но в течение примерно получаса весь избыточный объём превращается обратно.
— Понятно… Ваше мнение о ситуации и её перспективах?
— Конца света не будет. В остальном - никакого. Это первое нарушение, прецедентов ещё не было. Я надеюсь, что переборки сдержат аномалию, тесты с металлами показали именно это.
Рудольф ещё немного смотрит в телефункен, затем откладывает его.
— Пока у нас есть время до неизбежного спасения, я предлагаю продолжить наш разговор, партайгеноссе, если вы не против. Нет? Вот и славно. Видите ли, каждый человек чем-то жертвует. В рамках государства, народа и партии орпо, зипо и гестапо жертвуют преступниками ради блага остальных граждан. Совет Фонда жертвует всем ради человечества. А Моральный Комитет… Вы уже поняли, Мартин?
— Вы определяете грань допустимых жертв.
— Именно так. И мне хотелось бы знать, действительно ли вы готовы принимать в этом участие.
Закуриваю вторую в ожидании конца этой затянутой постановки.
— Я готов, но эта липовая…
— Всё абсолютно реально, герр Рад. И если вы посмотрите на личное устройство, то увидите доклад ответственных лиц.
Смотрю. Ржавый газ быстро ест переборки, внутренние посты отключаются один за другим.
— Мне неудобно прерывать нашу беседу, но есть ли у нас варианты избежать неминуемой смерти?
Пару секунд барабаню пальцами по столу в раздумьях.
— В теории, есть две вентшахты, отстоят друг от друга примерно на десять километров. Газ можно выбросить через них, только…
— Я уже посчитал, партайгеноссе. При текущем направлении ветра выброс из южной шахты почти наверняка убьёт около сотни тысяч людей из арийского поселения. Из северной - около двух миллионов местной недорасы.
— Это какой-то нелепый тест…
— Нет, Мартин, всё серьёзно.
Складываю руки в примиряющем жесте.
— Ладно. Допустим, что мы действительно сидим в заточении смертельно опасной аномалии и решаем, кому жить, а кому умереть…
Чиновник Морального Комитета смотрит на часы.
— У нас не так много времени.
— Итак, контрвопрос - кто эти арийцы и кто эти унтерменши?
— Никаких новых вводных: с юга промышленный посёлок у карьера по добыче алмазов, с севера резервация для местного населения.
— В посёлке только лучшие образцы арийской расы, разумеется?
— Нет, конечно. С учётом его размера, там есть даже своя тюрьма. Некоторых из её заключённых мы рассматриваем как будущих сотрудников U-класса. Зеркально аналогично и с резервацией - Фондом отобрано несколько интеллектуально перспективных образцов.
— Есть ли вариант стравить из обеих шахт сразу?
— Конечно, но тогда умрут все, плюс-минус десять процентов. Прошу вас думать быстрее, Мартин. Я полагаю, что пять минут - наш максимум.
Маленький человек напротив меня задумчиво щёлкает на пару кнопок на телефункене. Давлю очередной окурок об стол.
— Вы знаете, Рудольф. С учётом того, о чём мы говорили, я думаю, что правильнее всего будет пожертвовать нами, завалив обе шахты.
— В самом деле?
— Да. В Зоне, где мы находимся, всего около тысячи человек различных рас. Наша жертва будет наименьшей.
— Тогда наберите код.
Едко хмыкнув, набираю команду на устройстве. Сообщение о блокировке.
Снова. Блокировка.
— Я думаю, что мы всё выяснили, партайгеноссе.
Седой показывает мне свой телефункен, на котором значится эта же самая команда.
— Как региональный комитетфюрер, я сделал это раньше. Хорошо что мы пришли к одному мнению и раз уж нам вышло вместе встретить смерть, то я предлагаю допить этот прекрасный коньяк. Пока мы это делаем, приготовьтесь к встрече с валькириями, Рад.
Раздражённо отхлёбываю из фляжки.
— Чёрт возьми, Рудольф Книпке, это уже перешло все границы! Я понимаю дружескую беседу, нелепую проверку, даже подделку протоколов связи, но это прямой перехват полномочий и я не допущу…
— Уже допустили. Кстати. Двадцать секунд назад аварийная бригада смогла снова запустить воздушный насос, так что валькирии пока отменяются. Надеюсь, что шахты ещё не начали взрывать.
Раздаётся скрежет. Толстая металлическая дверь за спиной пожилого нациста падает оземь. Вся изъеденная ржавчиной.
Он делает последний глоток и аккуратно упаковывает всё обратно в футляр. Затем с лёгкой торжественностью передаёт мне папку. Из дыры в стене слышны крики и завывание сирены.
— Обычно проверка устраивается несколько иначе, но в этом исключительном случае я могу наделить вас полномочиями немедленно. Теперь вы член Морального Комитета. Служите на благо человечества. Дальнейшие инструкции найдёте внутри.
— Но… Но вы лгали мне.
— Комитет не лжёт. За всё время беседы я ни разу вам не солгал.
Растерянно ищу, за что зацепиться.
— Фотографии… Кто это сделал? Немцы, нацисты, Фонд?!
— Мы. Люди.
Я ошарашенно бреду к выходу, как вдруг меня останавливает опустившаяся на плечо рука.
— Стойте, молодой человек, вы забыли что-то важное. Вот теперь можете смеяться.
И заталкивает красный клоунский нос мне в нагрудный карман, рядом со свастичным жетоном ObskuraCorps.
— Добро пожаловать в Моральный Комитет. Sichern. Eindämmen. Beschützen.