Дул ветер, холодный и яростный. Хлопья снега облетали худощавую фигуру мужчины, налипшие на его чёрный плащ снежинки были как звёзды на ночном небе. Ветер рвал его потрёпанную одежду, вытягивая последние остатки тепла из-под брони. Дыхание льдинками замерзало в воздухе, напоминая дым, рвущийся из пасти дракона. Его волосы словно обрели собственную жизнь и неустанно бились об его замёрзшие щёки и губы.
Но, невзирая на это, он стоял неподвижно, взирая с возвышения заснеженной вершины на плоскую равнину, простиравшуюся перед ним. Его глаза напоминали два осколка древнего, грязного, серого льда, много холоднее, чем любой лёд, который могла породить эта гора.
Пара снежинок упали на его ресницы, и он сморгнул их прочь, они скатились по лицу как чужие слёзы. Он перехватил поудобнее обтянутую кожей рукоять меча, кожа протестующе захрустела. С жилистых пальцев сорвались и улетели прочь несколько хлопьев свернувшейся крови.
Он и сам не ведал, сколько там стоял, как долго наблюдал. Секунды превращались в дни, а часы - в мгновения. С равным успехом он мог там простоять и тысячу вечностей, или одно мимолётнейшее мгновение.
Он знал одно. Когда-нибудь он вернётся.
И будет бой.
Глаза Авеля медленно раскрылись и посмотрели на часы, бесцеремонно пришпиленные к стене мясницким тесаком. Всего несколько часов проспал.
Во сне он по-настоящему не нуждался уже очень давно. Но это не значило, что ему нельзя время от времени насладиться этим процессом. Однако с того момента, когда он последний раз видел сон, прошли уже века, и всякое нечастое сновидение он смаковал подолгу.
Он поднялся с простой металлической койки, мышцы и суставы его были пластичны и упруги, словно и не было нескольких часов, проведённых лёжа без движения. Он подошёл к тяжеленной сейфовой двери - металлическому монстру полметра толщиной и три тонны весом. Без особого напряжения он распахнул эту дверь, катки протестующе взвыли. Вес двери служил более надёжной защитой от незваных гостей, чем любой замок. Кроме него, никому не под силу открыть эту дверь - гидравлические приводы по бокам двери он вырвал лично. Неверная сила людишек ничего не стоила против огромной массы двери в его спальню.
Но нет, они всё настаивали на своих малахольных правилах и регламентах, и два вооружённых охранника стояли по обе стороны входа. Когда он вышел, они не пошевелились, а тонированный пластик на забралах их шлемов скрывал от Авеля их эмоции - если бы, конечно, он озаботился проявить интерес.
Когда он шёл по коридору, молодая женщина - серая мышка - попыталась догнать его и заговорить, клацанье её шпилек разносилось по коридору.
- Семьдесят шестой! - жалобно позвала она.
- Семьдесят шестой! Подождите пожалуйста, мне надо с вами поговорить! - задыхаясь, произнесла она, покраснев от затраченных усилий.
Авель остановился и не спеша обернулся.
Она быстро догнала его и сложилась почти пополам, переводя дыхание.
Авель не торопясь рассматривал её.
Молодая девушка, двадцать с чем-то лет, глаз почти не видно за прямоугольными очками в тонкой оправе, густые кудрявые каштановые волосы до плеч, точёная хрупкая фигурка. В меру худая, но не тощая, и вся какая-то небольшая, она даже казалась меньше, чем была на самом деле. Одета по-деловому, белая блузка, чёрная юбка и чёрные колготки, в одной руке зажат старый коричневый планшет, в другой - ручка.
- Да? - произнёс Авель, театрально растягивая момент. Слово прозвучало почти как оскорбление, сквозившее безразличием и отсутствием интереса.
- Мне нужно с вами побеседовать, - просто ответила она.
- О чём? - снова целый набор оскорблений в четырёх буквах.
- Это психологическое обследование, - ответила она, на этот раз самую малость высокомерным тоном, в пику ему.
Он развернулся и пошёл прочь, но она быстро нагнала его.
- Руководство хочет ещё одно психологическое освидетельствование, это из-за того, что вы сделали с профессором Лиамом, - продолжила она, пытаясь сохранять безжалостный темп его широких шагов..
- И как Лиам? - усмехнулся Авель, показав женщине одну из своих жутких ухмылок. Увидев его зубы, она почти отшатнулась от отвращения. Зубы были узкими и угловатыми, большинство передних зубов сточено наподобие акульих, и их было слишком много для его рта, они словно толпились там и хотели вылезти.
Но и на этот раз она не отстала, не желая казаться слабой этому чудовищу в человеческом обличье.
- Всё ещё в больнице. Врачи вообще удивляются, как у него ещё есть мозговая деятельность.
Авель пробормотал что-то невнятное, но, судя по его лицу, вряд ли подходящее для приличного общества.
- Я доктор Анжела Лэнгли, буду сегодня наблюдать и оценивать ваши действия. Могу ли я задать вам несколько вопросов?
Он холодно посмотрел на неё и с чувством произнёс несколько фраз, звучание которых ни разу не напоминало английский. Да и вообще, такого языка ей слышать никогда не доводилось. Произнося эти слова, он делал какие-то запутанные движения похожими на когти пальцами.
На этом он не остановился и продолжал говорить ещё несколько минут, жесты его становились всё менее и менее понятными. В конце концов он затих, и, выдержав короткую паузу, заговорил снова - на этот раз на английском.
- В общем-то, это вся моя история с момента рождения до сегодняшнего дня. Я, конечно, опустил некоторые неважные моменты, но в основном про всё рассказал, - ровным голосом произнёс он.
- Но… Но я ничего не смогла понять, - обеспокоенно заявила она.
- И не сможешь, - ответил он, ускоряя шаг и оставил её далеко позади.
В таком темпе он и шёл, пока не дошёл до стадиона, на котором проходили тренировки со Шкатулкой Пандоры. Вся команда уже была в сборе и ожидала его. Хотя Авель и установил для всех расписание занятий, сам он приходил как придётся - иногда на несколько часов раньше или позже. Он ожидал, что они будут приходить так же, и горе тому, кто не подстроится - быть ему "мальчиком для битья" весь остаток занятия.
Начали с простых упражнений - час тяжёлого физического труда, несколько спаррингов. Сам он в них не участвовал, предпочитая наблюдать. Бой с такими слабыми соперниками, особенно безоружными, радости не приносил, а только распалял его гнев и портил настроение на весь день.
Время шло, вскоре он увидел, что они до предела напрягли свои жалкие тела, и прервал урок ленивым взмахом руки.
Потом он вразвалочку пошёл по коридорам здания, купаясь в волнах своей скуки. Делать было нечего.
Тут вообще заняться было нечем. Соперники из местных людей получались в лучшем случае посредственные, выжимать из своего тела 101 процент его никто больше не мог заставить. Не то, что во времена, когда мир был молод. Вот тогда-то…
- Семьдесят шестой! - воззвал жалобный голос, заставив Авеля закатить от раздражения глаза.
- Семьдесят шестой! Прошу вас! Мне всё-таки надо с вами поговорить! - прокричала она, пытаясь подбежать к нему.
- Что?! - прорычал он, явственно теряя терпение.
- Н-нуу, видите ли… - пробормотала она, явно боясь проявления его гнева.
Анжела глубоко вздохнула, взяла нервы в кулак и продолжила.
- Администрация сказала, что вам следует исполнить… - договорить ей не удалось, жуткое подобие человеческой руки крепко схватило её за горло и подняло в воздух.
- Слушай сюда, кусок мяса,- холодно прошипел Авель. - Я вас терпел только потому, что на вас не стоит тратить время, но если и дальше так будет, я вас порву, просто чтобы заткнуть этот ваш бесконечный трёп. Передай это своему начальству, - оскалив зубы, произнёс он. - На это заточение я потому согласился, что в какой-то ускользнувший момент времени поверил, что вы наведёте меня на что-то стоящее, что-то, что может меня развлечь. А если вы так и будете допекать меня бестолковыми детскими вопросниками, я найду каждого сотрудника этой организации, и всех, кто с ней когда-либо был с ней связан, найду всех и каждого и оборву им руки и ноги.
- Поняла… Анжела? - прошептал он, поднеся её к себе лицом к лицу.
- Д-д-даааа, - выдавила Анжела с широко раскрытыми от ужаса глазами.
- Славно, - процедил он, бесцеремонно уронив её на пол, где она и осталась лежать в беспорядочном виде.
Он слышал, как она судорожно втягивает воздух, этот звук он слышал уже тысячи раз, от тысяч людей, часто - перед их смертью.
Втягивали воздух, когда их лёгкие наполнялись кровью, когда их тела рвали и уничтожали, когда немеющие пальцы обессилевших рук переставали держать оружие.
И всё же они поднимались вновь.
Поднимались вновь.
И он поднимался.
И он поднялся вновь.
Он помнил тот звук, который издавал тогда ворон…
хрусть
Звук был такой, ворон скрёб когтями землю над ним.
хрусть хрусть
Как ему хотелось, чтобы ворон перестал…
хрустьхрустьхрустьхрустьхрустьхрустьхрустьхрустьхрустьхрусть
Как ему хотелось, чтобы звук прекратился…
И он поднялся…
И он снова поднялся…
И он поднялся, как поднимется ещё не раз…
Он поднялся, как поднимался множество раз до этого…
Он поднялся, холодный и задыхающийся, его руки до сих пор были в земле и в грязи и в крови - в его крови - и он почувствовал…
Он почувствовал…
Ярость
Анжела всполошилась, когда Авель ни с того ни с сего начал на ходу обдирать со стен металлическую облицовку, голыми руками срывая и кромсая листы закалённой стали, как ребёнок срывает паутину. Порванные листы он отбрасывал небрежными, рассеянными движениями.
Она видела, как тянутся и напрягаются мускулы на его загривке, свиваясь так туго, словно желая оторваться от тела.
И вдруг он перестал. Он обернулся, медленно, посмотрел на Анжелу одним бешеным, сулящим погибель, налитым кровью глазом, и заговорил таким жутким голосом, какого она ещё не слышала.
- Что?
Она развернулась и убежала.
Отвернулся и он, посмотрев на раскромсанные, дрожащие руки, куски мяса с которых украшали небрежно отброшенный в сторону металл. Его кровь забрызгала пол густыми мазками. Жуткий след, по которому его будут искать.
Он опустил руки и пошёл вперёд, наморщив брови в брезгливой гримасе. Его раздражал весь этот мир, скука которого уже в печёнках сидела.
Скучать он очень не любил.
И решил исправить ситуацию.
Вытянув из ниоткуда меч, он немного полюбовался на зазубренные, щербатые острия, медленно кружившие по кромке клинка, сделал несколько пробных взмахов и по рукоять всадил его в обнажившийся из-под металла бетон стены.
Потом медленно, не торопясь, он запустил обе руки под ошейник, не желая повредить хрупкую полосу металла. Для этого пришлось немного раздавить себе гортань.
Убедившись, что достаточно надёжно закрыл шею, он содрал ошейник так быстро, как только мог.
Ошейник взорвался, яростная вспышка неверного света поуродовала и так уже пострадавшие руки, осколки металла распороли лицо, шею и торс.
Авель проигнорировал раны и вытянул руки, пытаясь починить частично раздробленные кости и мышцы рук. Раздалось несколько щелчков и покалеченные конечности обрели некоторую подвижность.
"Неважно" - подумал он, доставая из тьмы тонкую шипованную цепь, не спеша намотал её на руку, сжатую на рукояти торчащего из стены меча.
Потянув несколько раз для пробы, и убедившись, что цепь держится, не обращая при этом внимания, как цепь врезается в и без того изуродованную плоть, тощий человек выдернул меч из стены и отправился устраивать себе развлечение.
Через двадцать минут он прорубил себе дорогу сквозь орду паникующих охранников, прибывших в одну из крупнейших Зон содержания.
Через тридцать минут вокруг с противным щёлканьем ползали сонмища крабов, выгрызая на своём пути всю плоть и оставляя за собой только пожёванные кости. Один из коридоров превратился в пасть какой-то гигантской твари, которая заманивала ничего не подозревающих существ в себя, сокрушала их тела жвалами, после чего громко отрыгивала останки. Иногда откуда-нибудь - то из-под кучи обломков, то из вентиляционной решётки, то из трещины в полу- вылезала рука человеческого скелета, хватала кого-нибудь и тянула в себя, превращая тело несчастного в кровавый фарш.
Сотрудники бегали, объятые ужасом, охрана пыталась совладать с одной угрозой, но другая убивала их самих. Некоторые сходили с ума, стреляли, не разбирая своих и чужих. Другие же лишились ума под воздействием какой-то жуткой силы, делавшей из них берсерков, выворачивавшей внутренности, или просто убивавшей на месте.
И в центре этого хаоса бесновался Авель, он смеялся и вопил как безумный, сражался с кем угодно и чем угодно, что бы ни преградило ему путь. Кровь вокруг него лилась обильным дождём, вспышки выстрелов были вместо молний, а звуки пальбы, крики и рёв были громом в этой созданной им буре безумия.
Монстр смеялся как маньяк, танцуя на ковре из клацающих паукообразных тварей, давя их своим весом, его оружие делало большие бреши в стае крабов и разбрызгивало их по стенам.
Несколько людей, подвернувшихся ему под руку, скоро исчезли - некоторые сами, некоторых разрубал он, если они подходили слишком близко. Он за ними не гнался. Он даже на охранников не обращал внимания, конечно, если они не начинали стрелять. В этом случае возмездие было быстрым, жестоким и смертоносным.
Вскоре всякое движение в коридоре, не считая агонии случайной жертвы, прекратилось.
Авель презрительно хмыкнул, досадуя на то, какими слабыми были его враги, и как недолго длилось "развлечение".
Он уже собирался уходить, но услышал хруст обломков под ногами и звук взводимого курка.
Он обернулся посмотреть на того глупца, который вздумал его остановить, увидел кто и что прибыло, и закатил от разочарования глаза.
Дрожащая, окровавленная мисс Лэнгли, глаза широко открыты от ужаса, в тонких ручках - пистолет, рукоять которого её пальцы даже не могли целиком обхватить, колени дрожат от попыток перебраться через завалы, тело сотрясают рвотные позывы.
Она выпрямилась, увидев Авеля, смотрящего на неё с другого конца коридора, и, если на её лице был страх, то на его - скука.
Всё её тело напряглось, губы дрожали, одно веко слегка дёргалось. Она медленно подняла пистолет и дрожащими руками попыталась навести его на стоящего перед ней человека.
- С… с-стой…, - наполовину прорыдала, наполовину пробормотала она, слёзы страха потекли по её щекам, смывая пыль и грязь.
Мужчина смерил её злобным взглядом, такая дерзость его взбесила. Те, кто приходили до того, были слабаками, но хотя бы своего рода воинами.
Но это… это было отвратительно. Ещё бы опарышей послали от него отбиваться.
Он двинулся к ней, подняв меч, чтобы свершить жуткое дело.
- Жалка…
Его словесный выпад был прерван оглушительным выстрелом, верхняя часть черепа разлетелась на мелкие куски кости и мяса. На оставшейся части лица застыло не до конца сформировавшееся выражение удивления.
Поражённая Лэнгли выронила дымящийся пистолет, отказываясь поверить в случившееся, но рефлексы взяли верх, и её вырвало. Худое тело человека сделало ещё несколько шагов и свалилось. Оно дёрнулось ещё несколько раз, раскинув в неестественной позиции конечности, и осело на полу совершенно неприглядной кучей.