По потолку ползли трещины. Осыпалась и вновь появлялась неровная штукатурка. Так и не сумев сфокусировать взгляд на пульсирующих радужными разводами белых больничных лампах, женщина попыталась повернуть голову.
Красная вспышка скрывается в вихре еще тлеющего пепла.
Окровавленная правая кисть, на которой уже давно нет среднего пальца, лежит на расколотой темной деревяшке.
Галина со стоном зажмурилась. Кажется, одна из бровей не двигалась.
— Исав.
— Я, — отозвался знакомый негромкий голос.
Коллега похлопал ее по плечу и продолжил чем-то шуршать.
— Почти закончил, не открывай пока глаза. Рад, что ты очнулась, кстати.
— Где?
— В сельской больнице жопы мира под названием Псина. Местные не говорят ни по-русски, ни по-английски.
— Надо… отказ.
Мысли не путались, но говорить почему-то было тяжело. Левая рука невыносимо чесалась, но когда Галина начала ворочаться, твердая мужская рука вдавила ее обратно в пахнущую хлоркой и пылью кровать.
— Отказ от госпитализации, да. Я уже связался с четырнадцатой, за нами приедут где-то через час и со всем разберутся. А пока… — голос приблизился, и лицо привычно охватила ставшая чуть более тесной рама очков, — тебя морфием накачали, так что не снимай. Повезло, что линзы не разбились, и мне не пришлось проковыривать дырочки на пластыре, ну а дужки, даст бог, продержатся денек.
Точно, они ехали в Зону 14, чтобы выбрать нескольких подходящих для еще даже не запланированных экспериментов расходников и подписать их перевод. Галине, как специалисту по кадрам, нужно было взглянуть и побеседовать с ними, чтобы убедиться в необходимости их будущего пребывания в том или ином месте, а Исав выбил себе назначение только для того, чтобы за компанию съездить в Польшу.
Галина снова открыла глаза, заново привыкая к сверхчеткой реальности. Левое запястье закутали в гипсе до самого локтя. На щеке сидящего рядом с кроватью растрепанного мужчины была большая, уже пропитавшаяся кровью повязка, а за расстегнутыми верхними пуговицами рубашки виднелся огромный красно-черный синяк.
В памяти всплыло, как натяжитель трещал, жалуясь опытному водителю на зимние холода. Она ехала по мокрой ночной трассе, когда машину встряхнуло, а из-под приборной панели вырвалось облако маслянистого дыма. Дремлющий пассажир хрюкнул, ударившись головой о стекло, и что-то заворчал, пока она останавливала скольжение, тщетно пытаясь прижаться к обочине. Не глядя щелкнув по аварийке, она отстегнулась и открыла дверь, надеясь, что это снова всего лишь лопнувший ремень. За секунду перед оглушившим ее ударом дорогу осветили фары подъехавшей сзади машины.
— Паршиво…
— Да брось, у тебя всего несколько переломов, даже в четырнадцатой за вечер на ноги поставят. Из того, что мне пытались прошешекать, я понял, что ребра не задели легкое, но ты все равно поосторожнее. Не гуляй вприпрыжку до тех пор, пока от обезболивающего не отойдешь.
— … выглядишь, — с усмешкой закончила она. Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы насладиться искривившейся физиономией обычно крайне ухоженного коллеги, Галина задала вопрос, на который уже знала ответ. — Что с машиной?
— Остатки твоей ржавой кареты ушлые пшеки сейчас, вероятно, растаскивают в свои огороды прямо с дороги. Но смотри, — он похлопал по пакету на тумбочке, — я спас твое табельное. И твой мобильник, но, боюсь, его тоже теперь только почистить да в утиль.
— Дай свой.
— Что?
— Телефон. Зайду в… свою учетку.
— Ну, как скажешь, — Исав со вздохом достал смартфон, повозился с ним и, попутно помогая принять пострадавшей сидячее положение, протянул его Галине, — Сенсор в нижнем правом углу, где трещина, не работает, так что поворачивай его при наборе с клавиатуры, если что.
Кое-как пристроив аппарат в негнущихся пальцах, она только сейчас обратила внимание, что вечно вставшие на 11:10 часы были заботливо переодеты напарником на ее правую, здоровую руку. Неаномальный оригинал этих часов, скорее всего, остался где-то в придорожных сугробах или, разбитый, лежит вместе с ее личными вещами в непрозрачном пакете. На панели быстрого доступа, над фотографией заснеженных гор Участка в Неваде, светилось 10:23, но было непонятно, местное ли это время, или зафиксированный часовой пояс, удобный владельцу телефона. Галина проверила свое расписание и запросила доступ к актуальному распределению персонала в месте их конечного назначения — Зона 14 была сравнительно небольшим учреждением, и непредвиденные обстоятельства, потребовавшие срочного направления персонала в село, которое на самом деле называлось Пщина, могли существенно повлиять на местный график.
— Курить?
— А я знал. Знал! — очень довольный собой, Исав театральным жестом вынул из нагрудного кармана яркий фиолетовый цилиндр. — Я хотел стрельнуть для тебя пару сигареток у молоденькой медсестры, и, несмотря на языковой барьер, достал вот это. Черничная.
— Что черничная?
— Электронная сигарета, — мужчина ловко покрутил цилиндр в пальцах. — Это тот же никотин, но не надо ничего поджигать. Наверное, можно прямо тут покурить. Только, хм, я не знаю, реагируют ли на нее датчики дыма, так что лучше… Тебе помочь к окну подойти?
— Целый блок… «примы» лежал там же где… пистолет, — она отправила пару писем и вернула телефон владельцу, который, не растерявшись, обменял его на цветную трубочку.
В ответ Исав обнажил неестественно белые зубы и ткнул в бурую повязку на лице.
— Меня одолела выборочная слепота.
— Ты очень поможешь, если сейчас найдешь старенькую медсестру и стрельнешь мне сигареты для совершеннолетних.
— Вау. Ценю твою вновь обретенную способность говорить длинными предложениями без вздохов и кряхтений, — мужчина направился к выходу из палаты. — Свяжусь с кем-нибудь в четырнадцатой и спрошу, как по-польски спросить «не поделитесь ли сигареткой советского производства».
— Поляки прекрасно понимают по-русски.
Исав замешкался в дверях.
— Тебе же дали это черничное убожество. Они просто не хотят с тобой говорить.
Когда шаги в коридоре стихли, Галина попыталась встать и, после первой же успешной попытки, опираясь гипсом о стену добралась до окна только чтобы обнаружить, что оно заперто на ключ. Она прижалась лбом к холодному стеклу, поморщилась от болезненного давления в брови и осмотрелась в поисках зеркала. Негнущаяся рука снова уперлась в стену, провожая искалеченное тело в маленький санузел пустой палаты.
Из зеркала на нее смотрела уставшая, худая старуха в кривых, перемотанных пожелтевшим пластырем темных очках, из-под которых через бровь поднимался распухший черный шов. Там, где краска с волос почти вымылась, седина перепутывалась с мыльными разводами. Многозначительно кивнув своему привычному, всегда все понимающему товарищу, Галина затянулась, заранее подавив рвотный позыв. Чернично-кислое облако почти неподвижно повисло перед отражением. Она вяло замахала здоровой рукой сквозь свое преступление и перевела взгляд на вентиляционную решетку под потолком. Несмотря на стойкий сладковатый привкус на губах, никотин таки делал свое дело — плечи женщины расслабились, а в голове появилась приятная ясная пустота.
Пришлось вспомнить почти забытую привычку — залезть на металлический унитаз без крышки, стараясь не свернуть установленную раковину, еще одну подходящую опору для рискованной затеи, и так, зацепившись, как опытный скалолаз, самыми кончиками онемевших пальцев за грязный шов плитки, пытаться протолкнуть вредный не то дым, не то пар, прочь в вентиляцию. Пластиковый цилиндр сигареты нового поколения был слишком тяжелый, чтобы удерживать его одними губами. Стремясь использовать эту неудобную позицию по полной, Галина вдыхала глубже и дольше, отчего к приторной сладости быстро добавились едкие ноты жженой резины. Ребра и легкие ныли все сильнее.
Она уже оглянулась чтобы начать спуск и аккуратно перераспределила опору с одной ноги на другую, когда рука сорвалась с шершавой стены. От неожиданности взмахнув гипсовой повязкой, женщина окончательно потеряла равновесие — одна нога провалилась в унитаз, а спина встретилась с раковиной.
Лежа в холодной луже и керамических осколках, она, казалось, целую вечность рассматривала, как белесые черничные завитки все-таки убегают за решетку. Когда взгляд затуманился, а привкус во рту сменился на железистый, Галина собралась с силами, чтобы сесть. Пока она старалась справиться с частым дыханием, от которого горело в груди, открылась дверь.
Исав выронил новенькую сигарету и бросился к коллеге. Толстую санитарку за его спиной потеснили двое оперативных сотрудников Фонда в опрятных чистых комбинезонах. Мужчина тряс ее за плечи и, кажется, что-то говорил, но она слышала только стук собственного пульса и плеск воды. Галина старалась держать глаза открытыми — некто в длинном бежевом пальто, накинутом поверх военной формы, чье лицо было закутано в камуфляжный шарф, стоял далеко за спинами паникующих людей. Заметив ее взгляд, неизвестный уверенным шагом подошел, проходя сквозь других так, будто их вообще не существовало, и опустился перед Галиной на колено прямо в ледяную воду. Вблизи его одежда больше походила на какую-то насмешку над униформой, используемой в Фонде, — запыленная и потрепанная, она была не раз перешита, а на рукавах под пальто мелькнули какие-то пестрые нашивки. Зло смотревшие на страдающую женщину глаза казались смутно знакомыми.
Пристально глядя ей в лицо, незнакомец завел руку за пазуху, но вдруг замер. Что-то в его взгляде поменялось. Крупная рука в грубой перчатке почти нежно тронула ее щеку и легонько толкнула. Галина перевела взгляд туда, куда указал мужчина — рядом с размокающим гипсом валялись сломанные дужки очков с отклеившимися лентами пластыря.
Раскаленный поток слюны и крови обжег шею, когда в горле захлебнулось «блядь».
Она снова, как много лет назад, открыла глаза в толще синей воды.
Ее снова встретил поток радужных пузырьков поднимавшихся с глубины — сперва в них крутились знакомые, в основном неприятные образы, которые постепенно тускнели, и вот, когда пузырьков стало слишком много, они пролетали мимо уже пустыми.
Что-то большое было прямо перед ней.
Оно было не черным, и ее взгляд был ему неприятен.
Ее скрутило и развернуло. Теперь Галина смотрела на источник мягкого света, проникающего в ту глубину — ровную, холодную и неподвижную поверхность, похожую на многовековой лед, о которую разбивались последние обогнувшие усталое сознание пузырьки. Женщина подумала, что у них должен быть приторный запах черники.
Следуя ее блуждающему взгляду, по поверхности поползли трещины.
Взгляд женщины стремительно приблизился к свету. Толстый лед раскололся от удара и ее, оглушенную, наконец, выбросило из воды.
Больше не нужно было задерживать дыхание.
Сюин молчал почти минуту. Когда начальник Отдела временной безошибочности вновь заговорил, в его голосе даже по телефону можно было почувствовать усталость и раздражение:
— То есть, тебе не удалось сохранить тело в нужном состоянии?
— Сотрудники, которые за нами приехали, не были к этому готовы. Я… — Исав почесал только зарубцевавшуюся рану на лице, которую отказались полностью заживлять в польской Зоне, — Я же сообщил, что наше состояние стабильно, а когда мы вернулись сюда, прошло уже четыре часа. Замороженные останки завтра…
— Уже не важно, — прервал его начальник. — Тебе придется исправить свой отчет, мы не можем указать причину смерти кадрового психолога как «самоубийство».
— Это был несчастный случай.
— Это была недопустимая глупость.
Исав уже несколько часов сидел один в маленьком конференц-зале, смотрел на пачку свежих личных дел и никак не мог заставить себя приступить к работе, ради которой российские оперативники сюда ехали. И сейчас дело было не в том, что мужчина рассчитывал гулять по округе, когда Галина должна была перебирать бумажки.
— Согласно инструкции, которую она сама и составила, такой «несчастный случай», — продолжил Сюин, — для сотрудника ОВБ считается как неосознанное стремление уйти из жизни. Отказалась от служебной машины, пошла курить с травмой легких. В вентиляцию. Под морфием.
Исав дернулся и убрал руку от лица — под ногтями была кровь.
— Кроме того, она прислала мне два резюме рекомендованных кандидатов на свое место.
— Когда она успела?
— Видимо, из больницы. С твоего смартфона.
Теперь это действительно было больше похоже на самоубийство, ведь в кармане у него все еще лежала размокшая с одного конца сигарета.
— Вас понял, — он пододвинул к себе ноутбук, — что я тогда должен написать?
— Убери все подробности, чтобы мы могли отправить происшествие на дорасследование. Спустя несколько месяцев я подумаю, на какую аномалию это можно списать.
После этих указаний, Сюин отключился. Исав продолжил игнорировать стопку документов и застучал по клавиатуре в такт мокрому снегу, лупившему в зашторенные окна.