– Потому что самым креативным поступком в твоей жизни было замаскировать вашего двинутого на всю голову агента под разносчика пиццы.
Его голос звучит так расслабленно и непринуждённо, как будто я здесь у него в гостях, а он просто отдыхает, не напрягаясь вообще ни по какому поводу. Мягкие движения, очень живая мимика (это пока что, думаю я, посмотрим, как ты будешь кривляться после пары уколов…), крашеная прядь падает на глаза. Он сдувает её набок со второй попытки, но прядь вскоре снова возвращается на то же место. Снова сдувает. Безрезультатно. Ему бы заправить её за ухо или хотя бы тряхнуть головой, чтоб прядь сдвинулась дальше, но этого он сделать физически не может – руки, ноги, шея и корпус у него надёжно закреплены ремнями, а чтобы я этому кадру волосы поправлял… Нет, не дождётся.
Он треплется. Он отвечает на вопросы, не строит из себя немого партизана, но я на девяносто девять процентов уверен – врёт, даже не задумываясь. И даже не столько врёт, сколько сочиняет. Что-что, а сочинять всяческую ерунду эти красавцы отлично умеют. Мы слушаем его только затем, чтобы потом сопоставить рассказанное сейчас с тем, что он расскажет после, когда с ним немного поработают. Этот этап допроса не менее важен, чем всё остальное, но он треплется так, что мне хочется поскорее с этим закончить. Не знаю, для кого из нас это большее испытание. Мне почти что физически тяжело его слушать. Я знаю, что мы с напарником защищены от всяких там ментальных воздействий – не от всех, конечно, но от многих, и вряд ли этот тип способен обойти защиту… хотя в этом я уже начинаю сомневаться. Словесные кружева, которые он плетёт, совершенно сбивают с толку. Впрочем, он тоже наверняка чувствует себя не лучшим образом, просто умело прикидывается – как, собственно, и я, и мой напарник.
Я уже думаю о том, чтобы вызвать сюда кого-то ещё из коллег, когда смутно различаю какой-то шум в той комнате, которая сейчас считается моей. Что там происходит, и где сейчас все остальные, думаю я…
И я едва успеваю пригнуться и выхватить оружие, когда некая огромная сверкающая железом конструкция вламывается в комнату, вышибив дверь.
Последние фразы, сказанные нашим пленником, несколько раз повторяются у меня в голове, хотя теперь у меня должны были бы появиться мысли поважнее – например, как отстреляться от этой металлической твари. Но фразы, почти бессмысленные, если вдуматься, продолжают крутиться в мозгу.
«И, поверь, ты же знаешь, что сопротивление бесполезно. Ты привык говорить это другим, а теперь сам послушай, как это звучит».
Его голос был всё таким же спокойным, а на слове «звучит» дверь уже слетала с петель.
*
…Этот творческий в итоге таки сбежал, воспользовавшись поднявшейся неразберихой. Как он освободился и куда улизнул, мы так и не поняли. Видимо, та конструкция помогла.
Саму конструкцию мы утихомирить всё же смогли, хоть и с помощью вовремя подоспевших оперативников. В утихомиренном виде эта дрянь сложилась в гораздо более компактную форму, остыла и перестала так ослепительно сверкать. Уже сейчас, думаю, наши научные с ней возятся.
Я стою возле окна в своей комнате. Снаружи холодно, пасмурно, серо и уныло – отвратительная, одним словом, погода.
В руке у меня маркер. Самый обычный спиртовой маркер, найденный в ящике стола. Я провожу им по стеклу и наблюдаю за тем, как жирный чёрный след перечёркивает затянутое тучами небо.
Совсем вылетело из головы всё то, что тот кадр плёл мне на допросе, вдруг думаю я. Ну ничего, осталась же запись разговора. Может, даже какую-нибудь полезную информацию оттуда извлекут. Впрочем, я не особенно на это надеюсь – очень сомневаюсь, что хоть чему-то из рассказанного можно верить.
Но это уже не то чтобы моя прямая забота.
Да и какая, в общем-то, разница.
Маркер с едва слышным скрипом скользит по стеклу. Я вывожу толстые линии, прямые и извилистые, складывающиеся то ли в узор, то ли в какой-то фантастический пейзаж, понемногу захватывающие всю поверхность прозрачного холста в оконной раме. Раньше я, кажется, не любил рисование.
Хотя какая, в общем-то, разница, что там было раньше.
Я заканчиваю рисунок, и сквозь изгибы чёрных линий пробиваются яркие весенние лучи солнца.