SCP Foundation

Солнце грациозно закатилось за крыши Московских домов. Но Пётр Порфирьевич и Илья Андреевич этого видеть не могли: не было окон в каморке пожарной части, где провели весь день. К приезду следователей, разумеется, никто заранее не готовился, посему допросную обустроили из подручных средств. Откуда-то принесли дубовый стол и три не менее дубовых табуретки. По правде сказать, большего и не требовалось.

— Последний на сегодня? — басовито осведомился Холмогоров. Свеча на столе выхватывала из полумрака его черты: морщины, подчёркивающие уже пятый десяток лет, неухоженная седая суворовская борода, донельзя большой нос. И, конечно, проницательнейшие серые глаза, выглядевшие так лишь потому, что являлись проводниками проницательнейшего ума.

Сидящий в углу Ноздрёв утвердительно кивнул. До него свет доходил не так хорошо, но в неровном пламени свечи всё же различалось гладкое круглое лицо, из растительности располагающее лишь небольшими английскими усами, которые оканчивались так плавно, будто росли согласно повелениям носителя.

Оба следователя были облачены в одинаковые тёмно-красные камзолы с латунными вставками и белые суконные штаны: установления, введённые Его Императорским Величеством, разнообразие в облачении государственных служащих строго возбраняли.

— Заходите! — выкрикнул Холмогоров. В каморку проскользнул сухощавый парень лет всего лишь двадцати.

— И как вот только таких в огнёвщики берут, — тихо пробубнил Ноздрёв. — И помнится мне, я таким вопросом уже как-то задавался… Мы с вами виделись, не так ли?

Вошедший пожарный служитель внимательно осмотрел следователей.

— А как же, виделись. Когда на Ермолаевском переулке чудеса горели, разве такое забудешь?

— Мы ведь с вами условились, чтобы вы это как раз забыли, — Холмогоров прищурился.

— Да забыл я, забыл. Ну вам-то же можно сказать, а никому иному — ни слова!

— Ладно, мы не для того тут. Расскажите, работаете давно?

Парень в задумчивости повернул голову, начав разглядывать металлические ломы у стены.

— Ну этак с год уже будет… Да, как помню, в июле увидел, что все в гимназии собрались, ну и понял, что хватит просиживать. Но университеты дело не моё, а вот людей спасать — другое дело!

— Мы ещё разберёмся, спасаете ли вы людей; иль напротив. Меж сослуживцев какие нравы?

— Дружеские, каким ещё быть можно?

— Такие дружеские, что у вас двоим уже по-дружески квартиры, сами понимаете… А брандмейстера вашего и вовсе, царствие ему небесное.

— Сам гадаю, кто его так. Неужто Иван? Ему же жалование на прошлой неделе не доплатили.

— А вот Иван, к слову, уже тут был, и утверждал, что именно вы в бригаде не прижились, и особливо вы с брандмейстером перебранивались.

— Брешет всё, врёт. Сам обиделся, что я с ним из принципа не разговариваю.

— Интересные у вас дружеские нравы на службе. Иван только вот не единственный про вас так говорит.

— Козла отпущения ищут, тьфу на них. Ну вы, пожалуйста, разберитесь, а то они ещё слухи пустят всякие!

— Есть ещё что сказать?

— Да что тут говорить? Хороший мужик был, хоть и ссорились мы. Ну а я-то, право, совсем на убийство не способен.

— Никто не способен, пока не убьёт, — вздохнул Холмогоров, после чего мрачно добавил. — По себе знаю.

На такой ноте все умолкли, пока Ноздрёв оставлял заметки в тетради.

— Всё, вы свободны, — Илья Андреевич вернул перо в чернильницу.

— Так скоро?

— Нам ещё многих предстоит опросить. Мы, возможно, ещё поговорим подробнее с вами, но позже.

Парень пожал плечами и оставил следователей наедине. Немного выждав, Ноздрёв нарушил тишину.

— Вот он мне больше всех не по нраву. И на Ермолаевском как-то оказался. И тут без алиби. Уж не он то что-нибудь прихватил в том доме? Или, тьфу-тьфу, сам его и поджёг?

— Подозрительно. Запиши его и на завтра тоже, побольше поговорим.

— Обижаешь. Уже записан. Сразу после остальных, — Ноздрёв гордо ткнул перстом в тетрадь, но Холмогоров даже не посмотрел в его сторону, и тот в смущении убрал записи и потянулся за плащом.

— Продолжим завтра, как договаривались.

Пётр Порфирьевич вслед за напарником натянул плащ, и следователи разбрелись по домам под светом полной Луны. А дело только набирало ход…

Все прочие вопросы уже были улажены, предварительные опрашивания проведены: у большей части команды нашлись алиби, хотя их ещё предстояло проверить. По свидетельствам как служащих части, так и случайных прохожих удалось больше узнать об отношениях среди сослуживцев. И о возможных мотивах. А единственный человек, который оказался сразу в обоих списках: не имеющих алиби и не дружащих с брандмейстером — единственный этот человек был сейчас в комнате приёма пищи, куда перенесли всю необходимую мебель из вчерашней каморки.

Пётр Порфирьевич неторопливо шёл к этой новой допросной, у двери которой его уже ждал Илья Андреевич. Но не успел он преодолеть и половину пути, как изнутри донёсся звон стекла. Раздался крик. Ноздрёв спохватился, одной рукой потянулся к ручке, а во вторую уже взял капсюльный пистолет с выгравированной эмблемой Канцелярии.

— Где кулон?! Отвечай! — выкрикнул незнакомый голос.

Пётр ускорился и поравнялся с напарником в ту секунду, когда тот распахнул дверь и, целясь в сторону звука, шагнул в комнату.

У выбитого окна к подоконнику был прижат огнёвщик, на допросе которого сегодняшний день и должен был закончиться. Однако это спокойное завершение было сорвано неизвестным, приставившим нож к спине служителя. Облачён он был в хлопковую рубаху, а лицо его скрывала длинная коричневая маска лисицы, грубо сшитая из кусков кожи и меха.

— Брось! — только и успел выкрикнуть Ноздрёв. Неизвестный обернулся, быстро оценил ситуацию и вместо подчинения резко дёрнулся вбок, потянул служителя на себя и тем самым прикрывшись его телом, в процессе оставив глубокий порез в плече бедняги. Следователи переглянулись, но прежде чем они успели что-то предпринять, незнакомец нырнул через окно обратно на улицу, оттолкнув свой живой щит прямо на служителей, отчего были потеряны драгоценные мгновения. Ноздрёв добрался до окна, но там увидел лишь покачивающиеся ветки кустов. Он безрезультатно выстрелил на звук шороха, а затем сам изящно перемахнул через подоконник и ринулся в погоню. Холмогоров же остался разбираться с раненым, который сполз на пол и продолжал кричать, теперь уже не от неожиданности, а от боли. К счастью, в полевое снаряжение входил и перевязочный материал. Послышался топот в коридоре: на шум сбежались новые лица.

— Что смотрите, ротозеи? За лекарем бегите! — раздражённо выкрикнул Пётр. Больше отвлекаться он не стал.

Кровь из раны продолжала брызгать без остановки. В недоумении, Холмогоров прижал ткань ещё сильнее, сделал ещё несколько оборотов… Вот только это не помогло. Фонтан красной жидкости окрасил уже весь пол и одежду окружающих. Но было что-то неправильное в нём… Что-то очень неправильное… Петра осенило. Кровь не была полностью алой! И не была полностью тёмно-красной. Ни артериальная, ни венозная. Какая-то странная смесь. Абсолютно неестественное поведение для небольшого, хоть и глубокого пореза. Вывод напрашивался сам собой.

Холмогоров вынул бутыль со святой водой и щедро облил рану. Только после этого кровь наконец начала сворачиваться. Для закрепления результата Пётр начал из памяти зачитывать основные молитвы. Для такого бы лучше подошёл Первый отдел, сформированный из церковных служителей, да вот только времени на прибытие подмоги не имелось. К счастью, сложных ритуалов тут не требовалось: с каждым словом молитвы красные капли покидали тело всё медленнее и медленнее, пока наконец поток не остановился полностью, повинуясь воли Божьей.

Пётр Порфирьевич, тяжело дыша, поднялся с колен. Новый топот в коридоре. Наконец прибыл лекарь. И с ним… Ноздрёв.

— Ушёл, дьявол! Между повозками шмыгнул, в переулок да через забор и в лес, поганец!

Воцарилась тишина. Следователи будто соревновались друг с другом, чьё дыхание было тяжелее и обрывистее. Хотя соревнование это по итогу выиграл пострадавший, который всё же очнулся и под стоны был подхвачен лекарями.

— Илья Андреевич, мы же оба узнали эту маску, верно?

— Полностью верно говорите, Пётр Порфирьевич, всё верно.

— Я подозревал, что Ермолаевский переулок тут замешан. И брандмейстер там был, и наш пострадавший, и ещё несколько служителей… Но теперь сомнений никаких, — Проговаривая всё это, Холмогоров в непривычном для себя темпе уже спешил на улицу, заставляя и так вымотанного Ноздрёва чуть ли не переходить на бег. — Я сейчас же к нашим за бумагами. Нужно вспомнить все подробности дела.

Этот пожар во всех подробностях оставался в памяти: как-никак события недельной давности. И от Чрезвычайной Канцелярии в тот день собирать диковины поехал всё тот же дуэт — Холмогоров да Ноздрёв.

Донесения не обманули — на чердаке действительно была обустроена полноценная кудесная мастерская. Пожар внёс свои коррективы во внутреннее убранство, но что-то да уцелело! Приборы оптические; инструменты скульпторские; много всяких столь непонятных вещиц, что их принцип работы объяснить смогут лишь знатоки из Второго Отдела — колдуны и ясновидцы. И, конечно, диковины, явно здесь на месте и сотворённые. При одном только поверхностном осмотре количество находок достигло дюжины — немыслимое для Москвы число.

Но не успели следователи начать сбор диковин, как с лестничной площадки послышался треск оконной рамы. Вынужденные вернуться, Пётр и Илья оказались свидетелями того, как с виду простая дубовая коряга парила в воздухе… И поддерживала целый круговорот опилок да обгоревших щепок вокруг себя. Древесина со всей площадки норовила притянуться к коряге: уже оторвалось покрытие перил, сдалось окно. Лишь квартирные двери держались в своих коробках.

Такая картина могла бы повергнуть в ступор простой люд, но никак не закалённых служителей ЧК. За считанные минуты коряга была ослаблена святой водой и молитвами, затем осыпана цинковыми опилками да завёрнута в пурпурную ткань. С диковиной разобрались быстро и эффективно… Вот только была она лишь коварным отвлекающим манёвром. По возвращении на чердак следователи могли лишь узреть распахнутые ставни и констатировать пропажу более чем половины ранее обнаруженных редкостей. Холмогоров ринулся к окну и успел заприметить уходящего в переулок человека в маске да фраке с наполненными доверху карманами. Преследование устроить уже не успевали. А маска, конечно, была точь в точь той, что час тому назад предстала перед следователями в пожарной части.

— Рано дело с Ермолаевской закрыли, — мрачно в пустоту проговорил Холмогоров. — Чуял, что аукнется нам ещё эта мастерская.

Наступила уж ночь, но работа и под покровом тьмы нашла Петра Порфирьевича: его разбудили пришедшие прямо на дом служители Канцелярии. Они и сами не знали, зачем, но Пётр должен был явиться в учреждение.

Внутри не был погашен свет, хотя в такую глубокую ночь уже никто обычно здесь не трудился. Голоса звучали из больничной палаты… да, и таковая здесь имелась, ведь иногда приходилось иметь дело с такими заболеваниями, каковые обыкновенные лекари да аптекари и вообразить себе не могли. Чуя неладное, Холмогоров направился прямо туда.

На одной койке лежал спасённый пожарный служитель, весь бледный. Его всё-таки забрали из госпиталя для слежения за состоянием. Но внимание всех в комнате привлекала другая койка. За спинами лекарей и прочих служителей было не разглядеть, кто там лежит. Заприметив вошедшего Холмогорова, они спешно расступились… Пётр потерял дар речи. На койке лежал столь же бледный человек. С глубокой раной в животе. И это был Ноздрёв.

— Тело нашли-с в переулке, недалече тут. Нападавшего и след простыл. Илью Андреевича-с защитные диковины уберегли. Но очнётся ещё не скоро, — опережая все вопросы объяснился лекарь.

Холмогоров не мог сдвинуться с места. Он никогда не был особенно близок с напарником… Но это, чёрт побери, напарник. Да и даже без учёта личности, он ведь следователь Канцелярии, опытный в бою и неплохо снаряжённый, лучше снаряжали только в Петербурге. Такая атака была чем-то из ряда вон выходящим.

— Это же… Прямое нападение.

— Оно самое и есть, батенька. Руководители-с соберутся утром. Вас вызвали сразу, всё-таки вы относитесь к делу, да и Ноздрёв ваш… Да-с.

Значит, сам Пётр тоже был в опасности? Было тяжело анализировать информацию. Но нужно было попытаться. Значит, на Ноздрёва напали. Тем же способом, что и на остальных жертв. Но зачем? Человек в маске лисицы уже сбежал. Зачем он вернулся? Или это был кто-то другой? Пётр Порфирьевич перебирал варианты в голове, пока прочие собравшиеся тихо смотрели на него, понимая, что лучше не вмешиваться. И тут следователя осенило.

— А как давно это было?

— Как нашли, так вас и позвали. А лежал он там незнамо сколько… Околе часа, кажись.

— Значит, убийца решил погулять ночью. И может всё ещё гулять… Поднимайте людей! Ноздрёв может быть не единственной сегодняшней жертвой! Я соберу список тех, кому срочно требуется защита Канцелярии. Важна каждая секунда!

Холмогоров поспешил в архив. Закономерность была прямо перед глазами. Брандмейстер, тот огнёвщик, и вот Ноздрёв. Не только убийца был с Ермолаевского переулка. Все жертвы были на том пожаре. А значит лисица с диковинными ножами, возможно, прямо сейчас пробиралась в дома к другим пожарным служителям, к полицейским, к простым зевакам. Канцелярия не могла спать в этот момент.

Полная луна промелькнула между церквушкой и мещанской халупой. Серж держал руку под плащом. Прямо на рукоятке пистолета. Француза в Московской Канцелярии недолюбливали (эх, а Петербург был более гостеприимен), так что и сейчас его отправили в самую даль, к какому-то ремесленнику Всеволоду, что владел мастерской на первом этаже дома на Ермолаевской. Конечно, никому простой ремесленник интересен не был, но Серж уже смирился с тем, что ему всегда достаются самые глупые задания. Зато самые безопасные. Но даже так руку с пистолета он не убирал.

Площадь Калужская. Большой круг, шесть улиц наружу и дома, плавно повторяющие окантовку площади. В одном из таких домов опосля пожара и обустроился Всеволод. Нужно было лишь забрать его под надзор Канцелярии.

Дверь в квартиру была открыта. Серж напрягся и вдруг чуть не запнулся. От ноги по паркету покатился выдавленный замок.

Рука с пистолетом вышла из-под плаща. Вот оно, настоящее дело.

— Нет, ты нас так не надуришь! — донеслось из комнаты.

Француз втянул живот и протиснулся через открытый проём, дабы не издать ни звука.

— Сговорился с канцелярскими, сговорился, ирод?!

Серж осторожно заглянул в комнату, стараясь не привлечь к себе внимание: у окна стоял высокий мужчина в роскошном бархатном кафтане с изящной вышивкой. Такие по окраинам Москвы просто так не ходят. В руке он держал длинный однолезвийный палаш. Стоял же мужчина ко входу спиной и передом к кровати, на краю которой сидел тот самый ремесленник, уже весь в синяках.

— Да что вы такое несёте, пощадите, при чём тут я, при чём тут…

Очередной глухой удар отправил Всеволода на перину.

— Ты же понимаешь, что либо ты отдашь нам этот кулон, либо мы сделаем так, чтобы ты никому в жизни не мог показать, куда ты дел нашу кровь? — раздался новый голос из скрытого конца комнаты. Сохраняя железное спокойствие и борясь с желанием расправится с одним врагом прямо сейчас, Серж продвинулся ещё немного. По всему помещению валялись разбросанные вещи. Среди них затесалась и маска лисы, прямо как её описывал Холмогоров. И нож, тоже подходящий под описание. Канцелярия нашла тех, кого искала.

Француз медленно сдвигался и наконец увидел второго напавшего — двухметрового амбала в таком же кафтане. В руке он держал не что иное, как полноразмерный серебряный меч с украшенной драгоценными камнями рукояткой, отчего выглядел как богатырь, сбежавший со страниц старославянских былин. И богатырь этот краем глаза тоже заметил француза.

Выстрел.

Облако пороха окутало лицо Сержа.

Но даже сквозь порох была видна яркая вспышка изумруда в навершии меча.

Выпущенная пуля свернула, ведомая неестественной силою, и обошла голову богатыря всего на несколько дюймов.

Серж сразу шмыгнул за стену. Всеволод воспользовался замешательством гостей, перекатился с кровати и напрыгнул на стоящего у окна вторженца. Богатырь же рванулся к коридору, вытянув меч кпереди. Времени на ещё одну перезарядку уже не было. Серж отступил назад и упёрся в стену, но он прекрасно понимал, что может помочь в эту секунду: крохотный кожаный мешочек был выужен из камзола и брошен прямо на путь меча. Не дойдя до туловища каких-то две пяди, меч пронзил кулёк и вошёл в жёлтую жидкость, плескающуюся внутри. Весь внушительных размеров металл продвигался в мешочек, но не выходил с другой стороны. Во все стороны полетели красные брызги: серебро молниеносно плавилось. Какой бы кудесник ни сотворил этот меч, он не мог тягаться в мастерстве с Чрезвычайной Канцелярией. Богатырь не смог погасить инерцию и вогнал всё лезвие по самую рукоять; когда же он наконец дёрнулся назад, только навершие с изумрудом у него в руке и осталось.

Серж уже лез за другими диковинами, чтобы остановить противника окончательно. Но в комнате, где шла вторая драка, раздался громкий хлопок. В считанные секунды всю квартиру заволокло едкой фиолетовой дымкой. Полное отсутствие видимости и слёзы в глазах вынуждали выйти на свежий воздух. Основательно прокашлявшись, Серж огляделся и подытожил: нападавших как водой смыло, ищи-свищи. А вот Всеволод тут же рядом пытался отползти прочь, протирая глаза.

— Halte! Постой! Я здесь для защиты, они ушли, ты в безопасности!

Ремесленник замер и обернулся на Сержа, оценивая ситуацию.

— Ушли они, ушли?

— Я не вижу тут их, всё! Они сбежали!

— И долго ли вы за ними слушали?

— Я сразу зашёл! Как услышал, что эти звери напали! Прошли ещё пара минут — я не завидовал вашей судьбе.

Всеволод лучезарно улыбнулся, полностью успокаиваясь.

— Спасли вы меня от этих зверей, правда. Пришли в масках, с ножами да мечами, и как начали какой-то кулон требовать… Я про него ни слухом ни духом, думал уж зарежут. А тут вы. Ну а потом их второй как дыма напустил… Эх, ушли!

— Не нужно волноваться, теперь мы можем основательно взяться, я всё запомнил. Составим ваши портреты. Я имею в виду, составим портреты с вашей подмогой. И возьмём вас под защиту.

— Под защиту?.. Ах, да, имеет смысл, они же могут вернуться. Что ж, действительно, пойдёмте отсюда скорее.

— Позвольте дыму рассеяться. Я хочу забрать улики.

Всё шло постепенно. Сначала вернулся Серж с множеством новых подробностей. Потом, к радости Холмогорова, очнулся Ноздрёв и подтвердил, что напали на него двое в кафтанах. Маски, правда, при них не было, но маску ту всё же нашёл Серж, вместе с ножом, которым и совершались убийства.

Несколько дней вся Московская Канцелерия стояла на ушах. И кончилось всё так же неожиданно, как и началось: в одном из многочисленных подвалов на Тверской ночью что-то громыхнуло, да так, что кровавые брызги через продух долетели аж до мостовой. Внутри было обнаружено целое культистское убежище: кресты антихриста, фигуры из костей да знаки из крови. В центре всего этого на полу была начерчена внушительная пентаграмма. И у пентаграммы этой лежали два трупа в изодранных кафтанах, однозначно опознанные Сержем.

Сюда стянулась чуть ли не четверть всех служителей Московской ЧК, ведь не было у Канцелярии дел важнее тех, в которых страдали её же люди. К полудню уже во всю силу работали церковники из Первого отдела, кои по профилю своему имели дело с подобными культами. Колдуны Второго отдела в поле обычно не выезжали, патрулируя астрал из своей глухомани, но по такому случаю даже привезли какую-то старуху-ясновидицу Авдотью Павловну из Подмосковья, подобные ритуалы были её специальностью. А Третий отдел, как всегда, подчищал всё, чем остальные не занимались или не хотели заниматься.

Вскоре и Пётр Порфирьевич прибыл на место. Но приступить к осмотру он не успел…

— Ох-ох, приветствую, Платон Борисович, Первый отдел, — следователю протянул руку мужчина в модном итальянском сюртуке. То ли Платон сам по себе был упитанным, то ли его так полнил сюртук, да тело его достигало формы почти идеального шара. А капли пота на лице выдавали, что такое телосложение явно не подходило для непродуваемого подвала. Но Платон упрямо оставался на месте, при этом ещё и мешая служителям, обследующим каждую пядь помещения. Это было в его стиле: Платон Борисович был не очень заметной фигурой, только и умеющей что трепать языком, но при этом умудряющейся этим языком держаться в высшем круге Канцелярии в Петербурге. И то ли его кто-то подставил, то ли наконец это болото начали чистить, но несколько месяцев тому назад таки сослали Платона в Москву. Вот только поведения он своего не изменил, даже скорее всё усугубилось от злости и беспомощности. Платон не интересовался реальной работой Канцелярии, лишь изредка выезжал покрасоваться, чтобы создать вид деятельности. Так и сейчас на громкое дело он просто приехал постоять рядом, и, вестимо, сам не желал находиться тут.

— Пётр Порфирьевич, веду это дело, — следователь был вынужден ответить на рукопожатие, стерпев сальную потную ладонь Платона.

— Тогда от лица руководства Канцелярии я приношу поздравления с завершением сего дела. Ах, красивая история. Я так понимаю, разоблачили антицерковный культ? И именно в самой Москве! Это же, значится, они могли, просто к примеру будет сказано, и на патриарха покушение готовить?

— Не стоит гнать повозку поперёд коня, ещё разобраться нужно.

Платон Борисович резко помрачнел. Оглядевшись, он опустил руку на плечо Петра и наклонился.

— Отдел свой не путай. Это дело, ясно как день, против патриарха, значит дело нашего, Первого отдела. Это я утверждаю. И в отчётах чтобы было именно так. А патриарх же к Александру… С личной благодарностью за раскрытие… Эх, какое дело хорошее! Так что ты смотри, не испорти мне ничего.

Не давая Петру хоть как-то возразить, Платон ловко развернул его и подтолкнул прочь из комнаты. А что мог сделать следователь Третьего отдела? Ладно Платон, тот сам не понимал такта, но ведь и правда — Первый отдел такое загребёт себе так или иначе. Вот пусть Первый отдел и разбирается, кому все лавры. Для Петра же главным было, что угроза разрешена. К карьерному росту тот не стремился, а среди коллег репутация поднималась и без всяких отчётов — зачем нужна бумага тем, кто видел всё своими глазами?

Но действительно ли угроза исчезла? Что-то терзало Петра. Взять тот же диковинный нож, что принёс Серж. Умам в Канцелярии удалось подтвердить, что и Брандмейстер этим ножом был убит, и огнёвщик ранен… Да вот только Ноздрёва он не касался. Били Илью чем-то другим.

Что-то не сходилось.

— Подвинься что-ль! На проходе встал аки вкопанный!

Из раздумий Холмогорова резко вырвал сипящий тихий голос. Обернувшись, он узрел старуху, ту самую, из Второго отдела. Она сгибала спину под практически прямым углом, да и без того была мала ростом, так что даже дети на её фоне бы выглядели великанами. Авдотья подняла голову, показав Петру до ужаса искорёженное лицо: веки заплыли друг на друга, полностью закрыв глаза, а брови при этом были удивительно густыми для женщины столь почтенного возраста… Какого возраста вообще была старуха? Её нарекали восьмидесятилетней долгожительницей, но среди коллег ходили слухи, что той уже перевалило за сотню. А некоторые утверждали, что провидица была принята в стан Канцелярии ещё самим Петром Великим.

— Слышишь меня хоть? — Говоря, старуха обнажала рот с одним серебряным зубом. Это был не просто единственный серебряный зуб. Это был единственный её зуб в принципе. Резец стоял посреди абсолютно пустой полости рта аки Спасская башня над Красной площадью. — Мне езжать пора!

— Подождите, Авдотья Павловна, — опомнился Холмогоров. — Вы уже закончили? Прошу, расскажите вкратце, что там?

— Что-что. Обряд дьявольской! Ну, ритуал по-сейчасшнему. Два молодца силы набрать хотели не от мира сего, и будь ой нам не ладно, коль удалось бы им!

— И почему не удалось?

— Случай! Я тебе скажу, вы правильно сделали, что меня позвали, никто без моего опыта такого не поймёт. Расставлено и подготовлено всё в совершенстве! Быть бы успеху, если б не одна вещица… Кулончик-то у них отвратный! А кулончик тут — сердце обряда. Кровь свою в кулон заключить надобно, да по этой крови и будут даны силы высшие. Моему глазу всё видно! — Пётр поморщился, чувствуя, будто старуха сверлит его взглядом даже сквозь сросшиеся веки. — И я тебе скажу, что молодцы эти в обрядах дельцы, да вот в магии крови не смыслят. Обычно такие диковины на стороне прибирают, у кудесников, что разбираются. А эти с чего-то сами делать решили…

— Как знал, не сходится. Такие умельцы, знали на что идут, и такая осечка? Кому ж может быть известна причина?

— А вот дашь мне пройти, скажу кому известно!

Холмогоров виновато попятился, наконец пропуская Авдотью к карете. Стоило отметить, что Канцелярия не жадничала пред старухой: карета та была крытая, разукрашенная. Не императорская, вестимо, но и не крестьянская.

— В общем, известно это может быть только двоим. Богу это точно известно.

— Авдотья, ну право, не до шуток!

— А я разве шучу? Богу точно известно. А коль сомневаешься — вон, к Платону Борисовичу подойди, так и скажи ему, что мыслишь, что Богу что-то да неизвестно. Посмеются они вместе с Патриархом…

— А про Патриарха вы откуда…

— А второму известно может быть, так это Самойлову!

— Какому ещё Самойлову?

— У любой дамы на юге спроси. Ювелир столичный, известнай! Вот его-то подпись на кулоне и отточена. Большего сказать не могу.

Авдотья прикрыла шторку и постучала кулаком по карете, давая кучеру сигнал к отправлению. Но как только карета тронулась, провидица, насколько позволяла осанка, высунулась в окно.

— Чую я, что полезно тебе будет знать, что у диковин с кровью столь проработанных и столь сильных есть недуг важный: имея на руках вещицу такую с чужой кровью, можно много зла владельцу сотворить!

— Что?.. Подождите, Авдотья Павловна, зачем мне это?

Ответа не последовало: старуха уже вновь упряталась за шторкую. Холмогоров нелепо последовал за каретой, да та ускорилась и ушла за поворот.

Всё внутреннее убранство отдавало роскошью и элегантностью: изобилующие лепниной высокие потолки, изысканные стеллажи из древесины Махагона, грамотно расставленное освещение, выделяющее самые дорогие изделия, но при этом всё ещё не оставляющее ни единого тёмного уголка. Этот магазин претендовал на звание не просто места торговли, а целого храма ювелирного искусства. И во главе этого храма, у прилавка, стоял лично Самойлов. Он старательно поддерживал образ европейского мастера: английский монокль, приглаженные тёмные волосы, тонкие как струна усы и узкие ослепительно белые перчатки. Но абсолютно весь этот образ рушился об одну пренеприятную деталь: большой живот. Конечно, Платону он в соперники не годился, но всё же от недоедания явно не страдал, а выбранный вид работал только с худощавым телосложением.

— Рад приветствовать служащих его императорского величества! Могу ли я чем-то помочь в ваших делах служебных? Буду рад оказать посильную помощь! — Самойлов должен был хорошо знать все слои общества и, видимо, уже выучил Александровские камзолы.

— Да, вы можете оказать серьёзную помощь, — Холмогоров пошёл вдоль витрин, выискивая нужный кулон. — Еслиж точнее, меня будут интересовать некоторые конкретные продажи…

Самойлов нервно прокашлялся.

— С грустью на сердце сообщаю, что информация о покупателях должна оставаться тайной. Мы работаем только так. Необходимая мера для подде…

— Но не в том случае, когда ваши покупатели преступают закон, причём с использованием вашей продукции.

Пётр уже нашёл прилавок с кулонами, но там не было ничего и близкого к украшению из подвала.

— Речь о мошенничестве? Простите, но с моим товаром могут сделать что угодно после продажи!

— Что? Нет, речь о другом. Гм. Давайте пройдём в мастерскую? Тут я не вижу того, что мне нужно.

Самойлов искоса бросил недоверчивый взгляд.

— Прошу, уточните, откуда вы?..

— Собственная канцелярия.

Были продемонстрированы соответствующие бумаги. В них, конечно, не было ни слова о конкретном «Чрезвычайном» направлении.

— Прошу за мной, — ответ был уже более мрачным.

За прилавком после неприметной занавески роскошь заканчивалась. Даже не уходила плавно, не затухала, нет, просто мгновенно обрывалась. Мастерская не предназначалась для посетителей, даже высокопоставленных. Дёрганно шагая, ювелир повёл на второй этаж. Пётр на всякий случай замедлил и положил руку на пистолет — проснулось внутреннее чутьё, и чутьё это подсказывало, что тут что-то не так.

Однако же до мастерской дошли в спокойствии, и Самойлов даже подуспокоился, демонстрируя множество рабочих столов, пустующих в текущий момент.

— Вот здесь и мастерим. А вон в той комнате дальше склад. Но там не всё готово, а я не люблю показывать неготовое, сами понимаете, искусство… Что конкретно вам нужно?

— Так это что вы, один тут мастерите? — Холмогоров внимательно осматривал помещение, но никаких зацепок, окромя отсутствия рабочих, не выискивалось.

Самойлов неприлично громко засмеялся.

— Ну что вы, что вы, извольте, дело в том, что продажи последнее время малы, нет смысла работать в десять рук.

— Ладно, допустим. Меня интересуют золотые кулоны. С вашей гравировкой сзади, цепочка мелкая. Никаких прочих драгоценных камней.

— Ах, понимаю, благодарствую за подробности, уно моменто, ничего тут не трогайте, всё требует, прошу прощения за каламбур, ювелирной точности!

Самойлов исчез в противоположной комнате, которую он чуть ранее называл складом. Холмогоров же не собирался стоять на месте и закружил по комнате. Что могло вести к разгадке?

Рабочие столы? Пётр не разбирался в ювелирном деле, а все приборы и заготовки выглядели естественно для обывательского взгляда. Что ещё?

Стеллажи вокруг? Тоже были полны заготовок. Чем им ещё быть наполненными? Разве что материалом, но и его тоже имелось. И серебра, и железа, и изысканного дерева. В углу стояли мешки со стеклом и с алюминием.

Взгляд следователя чуть не проскочил мимо вешалки, но вовремя зацепился: вешалка-то была всего одна! Это ж как тут тогда должна была работать целая команда?

Да, и вокруг всё было в малых экземплярах: от инструментов странной формы до перчаток. Да, это точно не сходилось.

Но что следовало из того, что Самойлов работал один?

Так ведь можно и додуматься до того, что он такой стеснительный герой, тягу к творчеству которого не испортили даже деньги… Нет, тут должно быть что-то глубже.

Так как он мог работать один? Значится, терялись какие-то этапы производства, дабы всё успевать. Но какие этапы от обработки золота и прочего сырья до финальных штрихов могли бы потеряться?

И тут Холмогоров осознал. И уже была его очередь неприлично громко смеяться. В этот момент в мастерскую и вернулся ювелир с нужным кулоном в ладони.

— По описанию это крайне подходит, вы ищете это, верно? Тогда у меня для вас приятные новости. Хотя, вижу, ваше настроение уже и без того вполне себе приятное.

— Да, моё настроение лучше некуда, я тут уже нашёл приятные новости.

Самойлов заметно дрогнул, но промолчал.

— Господин ювелир, я вижу, вы тут всё-таки героически работаете один. Не отнекивайтесь, ну тут всё очевидно.

— Ах, ничего от вашего глаза не скрыть! Да, боялся признаваться, заклюют же, человек такого ранга и всё сам, и всё сам… А мне просто нравится! На Западе, к примеру, говорят, что своё творческое дело помогает прожи…

— Или это связано с тем, что всё ваше мастерство… Слегка проще. Иными словами, я тут огляделся… У вас прекрасные заготовки. Алюминиевые, железные… Даже стеклянные, — и тут Самойлов уже задрожал весь непрерывно, а значит можно было додавливать: Холмогоров резко перешёл на крик. — А золото где? Бриллианты где?

Самойлов, онемев, рукой показал к полкам, на коих правда блестел золотистый сплав.

— Вижу это, вижу, да объёмы не те! Ты тут всей Москве, выходит, бутафорию втюхиваешь? — Нависло тяжёлое молчание, но отвечать на полуриторический вопрос пришлось самому Петру. — Выходит, что втюхиваешь. И что с тобой делать?

— Кхм… А вам, помнится, записи нужны были? Я, конечно, не разглашаю, но ради государства…

— А вот это уже правда приятные новости. Мне нужны записи о всех продажах кулона подобного вида за последние месяцы. И там, может быть, мы забудем про этот момент.

— Да, конечно, конечно!

Самойлов трусцой пересёк мастерскую и исчез в каком-то кабинете. Послышались удары ящиков и шелест бумаги. Очень вскоре ювелир вернулся.

— Вам очень-преочень посчастливилось, кулон этот был не очень удачным, я думал о среднем ценовом выборе, да для высшего света, сами понимаете, простое золото ни о чём, а для мещан это уже слишком неподъёмно. Так что вот, всего две покупки.

Холмогоров схватил записи и жадно пробежался по ним. Его подозрения подтверждались. Один кулон ещё два месяца назад был заказан с доставкой. И адресом доставки значился Ермолаевский переулок. Второй же был взят двумя людьми всего пару дней тому назад. Личности, конечно, не уточнялись, но совпадений таких не бывает, это точно были те неудавшиеся культисты с Тверской. Оставалась лишь малая деталь для завершения всего пазла.

— Сейчас попрошу отвечать честно. Чем именно вы так искусно подменяете чистое золото? От честности этого ответа зависят мои дальнейшие действия.

Самойлов был уже слишком раздавлен для лукавства.

— Элементарно, алюминий да позолота. Вы бы знали как высшему свету плевать на подлинность украшений… Я потому один и работаю, что всё наспех и на скорую руку, а потом продаётся как уникальная работа.

— И что, действительно не различают?

— А как тут различить, если сам не ювелир? Конечно, алюминий плавится получше, я, собственно, потому его и использую, вон горелки стоят, удобно очень форму придавать. Но кому ж в голову вообще взбредёт проверять, я разве что Императорскому Двору не продаю, вот там опасно, да.

Улыбка захватывала лицо Холмогорова.

— Да, теперь всё сошлось, искренне благодарю вас! Кажется, есть шансы, что вопрос решится в вашу пользу. Но я всё же пока попросил бы вас приостановить деятельность.

— Конечно, я пока призакроюсь, всё равно клиентов особо нет.

Оставив себе мысленную пометку решить вопрос с бутафорией позже или передать его в более подходящее ведомство, Холмогоров спешно покинул магазин. В его голове сложилось всё до мельчайших деталей. Он точно знал, кто и почему совершал грабежи. И точно знал, что эти нападения не закончились. И знал место следующего.

Блестящее звёздами одеяло ночи накрыло Москву. Холмогоров сегодня впервые с нападения на Ноздрёва проводил ночь дома. Причём делал это с самим Ноздрёвым.

— Пётр Порфирьевич, в сон клонит, вы уверены в своём плане?

— Я уверен, что это произойдёт. Еслиж не сегодня, то в ближайшие дни.

Илья Андреевич вздохнул, предвкушая ещё долгую бессонную ночь.

Настенные часы мерно отбивали минуту за минутой, а потом и часы.

Оставался последний шажок, который наконец закроет всю бессонную неделю и всё дело с загадочными убийствами в Москве.

Щёлкнул замок. Скрипнула дверь. Всё-таки сегодня.

Шаги ботинок проследовали к комнате. В проходе мелькнул свет лучины.

Ноздрёв напрягся, но Холмогоров успокаивающе положил руку ему на плечо и заговорил с непоколебимой невозмутимостью.

— Здравствуйте, Всеволод.

Из сумрака коридора показался ошеломлённый ремесленник, тот самый, подвергшийся нападению на Калужской площади. Но он быстро стряхнул с себя шок. Эффект неожиданности в его плане был бы приятным дополнением, но не был необходимой частью.

— Где? Где оно, сволочь?!

— Ты чего это, ты хоть знаешь к каким людям залез?! — возмущённого Ноздрёва пришлось уже придерживать, чтобы тот не полез за оружием.

— Говори где кулон, все вены вскрою! — Всеволод угрожающе потряс перламутровым кольцом, прошитым бархатом.

Илья Андреевич замер от этой угрозы, явно испытывая травматические воспоминания о нападении культистов. Что ж, так он хотя бы ничего не испортит.

— Спокойствие. Я знаю, где твой кулон. Но придётся пройтись.

Всеволод вновь был сбит с толку такой покорностью. На секунду он задумался, но он был не в том положении, чтобы отказывать. И Холмогоров прекрасно это понимал, потому и вёл себя столь вальяжно.

— Куда? — Ответ фактически уже был согласием, просто слегка растянутым в попытке не упустить контроль над ситуацией. Вот только на самом деле этот контроль уже был с самого начала у Петра Порфирьевича.

— Я поведу.

Холмогоров без лишних слов устремился на улицу, всё ещё поддерживая безучастно ковыляющего Ноздрёва. Всеволоду не оставалось ничего, кроме как следовать. Но он продолжал перебирать варианты в голове.

— Это ведь засада?

— Разве для тебя есть разница?

— Отчего ты так наглеешь? Я же… — Всеволод опять тряхнул кольцом, вызвав неприятное колющее чувство в запястьях Петра.

— Не сомневаюсь, что можешь. Но ровно так же и не сомневаюсь, что не будешь. Я ведь последний, так?

Всеволод промолчал.

Ноздрёв начал уже отходить от оцепенения.

— Пётр, можешь объяснить, как это связано? Всеволод — убийца? Но мы ведь уже поймали…

— Всеволод и есть наш кудесник с Ермолаевской. Более того, мастер кровяных диковин, как ты сейчас мог заметить.

От упоминания кровяных диковин Ноздрёв вновь содрогнулся, но на этот раз удержал себя в руках.

— Так это же выходит, он и ротозеем там успел показаться, и втихую и обнёс этот чердак, пока отвлекал нас на лестнице?

Тут уже вмешался и сам Всеволод.

— Обнёс? Я возвращал своё. Вот только, чёрт бы побрал…

— Вот только вы не нашли там одной конкретной диковины, так? Золотого кулона. Да, Илья Андреевич, всё сказано точно, теперь с вашего совместного позволения я продолжу. — Холмогоров выдержал паузу на случай, если кто-то захочет что-то добавить. — Но кто же мог успеть выкрасть его? С начала пожара и до вылазки Всеволода не так уж и много люду успело посетить чердак.

— Отсюда и нападения на огнёвщиков… И те ограбления! Вот почему ничего не выносили! Но зачем же был убит брандмейстер?

— Я не хотел… Он зашёл в квартиру в один момент, — Голос Всеволода смягчался, то ли от искреннего чувства вины, то ли от плавного возникновения чувства безопасности. — Я был зол, я требовал его отдать кулон… Потом он двинулся, я не рассчитал воздействие диковины. Так вышло. Я не хотел…

Троица прошла по Верхнему Пресненскому мосту. С левого боку можно было узреть работы по обустройству первого в России Зоологического сада, где обещали за небольшую плату на потеху публике показывать экзотическую живность.

— Продолжу. Пожарные служители кончались. И кого же кроме них вы видели на чердаке? Двух скромных служителей Канцелярии.

— И вы вернёте мне кулон! — Всеволод вновь воспылал злобой и демонстративно поднял руку с кольцом.

— Спокойствие, верну, да. И когда вы в пожарной части увидели вновь нас… Именно нас. Вы сделали выводы. Хотя, клянусь вам здесь и сейчас своей головою, то была просто злая шутка судьбы: свободных следователей у нас в Москве не так уж и много. Вы же, в свою очередь, поступили крайне разумно. Вы думали, что за вами идёт Чрезвычайная Канцелярия, и вы были наслышаны о том, кто мы… Так что вы использовали ваших друзей.

— Кстати да, культисты! Как они сюда вообще относятся?

— Элементарно, Илья Андреевич. Те люди хотели власти. Могу понять такое желание. И, как мастера ритуалов, они подготовили подходящий ритуал. Но мастерами в кудесном деле они не были, потому за нужными для ритуала диковинами и обратились к кудеснику на стороне. Коим и был Всеволод. Таким образом, пропавший кулон был нужен для ритуала по обретению силы…

— И эти двое так тоже стали участвующей стороной… Дьявол, теперь я понимаю! Всеволод натравил их на меня, потому они и требовали кулон. Но потом, вестимо, они сами осознали, во что ввязались, и посчитали, что это сам кудесник их водит за нос!

— Именно так и посчитали, представляете? И заявились ко мне на Калужскую! Меня спас только ваш служитель!

— И вновь злая шутка судьбы, верно. Серж прибыл и увидел, как двое злых мужчин нападают на бедного ремесленника, который был в списке возможных жертв, ведь один из немногих присутствовал на пожаре. Этот случай отвёл все обвинения от Всеволода. А найденные в квартире лисья маска и нож успешно были приняты за брошенные культистами, хотя и принадлежали именно Всеволоду. И именно поэтому, Илья Андреевич, в Канцелярии удалось соотнести этот нож с нападениями на брандмейстера и огнёвщика в части, а вот с вами — никак не удавалось! Потом уж, понятное дело, культисты очень торопились, купили новый точно такой же кулон, сделали своими руками на что хватило умений…

— И в результате вся Тверская увидела, на что хватает их умений в тонком кудесном деле, — Всеволод усмехнулся. Но после следующего поворота дороги его улыбка сменилась тревожностью. — Это Ермолаевская! Почему мы идём сюда?

— Очевидно, потому что кулон здесь. Но наперёд этого позвольте раскрыть моему напарнику последнюю часть загадки. Мог возникнуть вопрос, зачем же после такого удачнейшего стечения обстоятельств Всеволод продолжил поиски?

— Кстати да, зачем?

Всеволод от такого вопроса заметно смутился и сложил руки в замок. Сам отвечать он не собирался.

— Не стыдитесь, я вас прекрасно понимаю. Дело в том, что Всеволод и сам хотел власти. Такой шанс! В кулоне была вовсе не кровь культистов. Там была кровь самого Всеволода. Они бы провели ритуал, но дали бы силы вовсе не себе.

— Пока не вижу связи…

— Я сам тоже не видел, но тут благодарствую Авдотье Павловне, воистину мудрейшая женщина. Дело в том, что если диковина, верным образом пропитанная кровью человека, попадает в чужие руки… Можно сделать много плохих вещей. И тут-то Всеволод понял, какой плохой идеей была эта подмена.

— Да… И когда в дело вмешались вы… Я был уверен, что вы делали это осознанно. Я до сих пор в этом уверен. А значит, знали как испортить всю мою жизнь этой кровью. Я был просто обязан её вернуть.

— И вы её сейчас вернёте.

Путь привёл к до боли знакомому месту: к погоревшему дому, с которого всё и почалось. Холмогоров, не останавливаясь, пошёл сразу на чердак.

— Пётр Порфирьевич, вы сказали, что это последняя деталь загадки, но меня терзает ещё один вопрос. Кто же по итогу украл кулон? Неужели вы?

— Да, простите, плохо выразился. То была последняя деталь загадки, которую я раскрыл только вам. А вопрос с кулоном есть тайна для вас обоих, — Поднимаясь, Холмогоров подхватил отвалившийся кусок чугунных перил.

— Всеволод, подскажите, где здесь хранился кулон?

Ремесленник провёл следователей к одной из стен, на которой виднелись остатки прогоревших полок.

— А теперь, последний вопрос. А почему вы решили, что кулон обязательно кто-то украл?

Холмогоров просунул кусок перил между плах, укрывающих пол, и начал их расковыривать.

— Как же… До пожара я точно видел кулон. Опосля пожара я кулона на том же месте не видел. Я не сумасшедший, чётко помню, что сам не брал. Ну а золото — оно же не горит! — Всеволод говорил с детской наивностью.

— Вы абсолютно правы! Золото — не горит! Вот только… — Холмогоров успешно сдвинул одну из плах и подозвал собеседников жестом. — Вот только алюминий с позолотой горят очень даже хорошо. Посмотрите.

Кирпичная вымостка под чердачным полом выразительно покрывалась золотистой шапкой с алыми вкраплениями. Всеволод опустил руки и выронил кольцо. Оно со звоном покатилось прямо по расплавленной массе, что была когда-то кулоном.

— Боюсь, вы доверились не тому ювелиру. Простая бутафория, простой обман может привести к вот таким последствиям…

Наступило чрезвычайно длительное молчание.

В округе не было даже часов, что могли бы тикать на фоне. Даже птицы за окном и те притихли, создавая полную тишину.

— Что теперь со мной будет? — Наконец выговорил Всеволод. Он был полностью подавлен.

— А уже это — загадка сразу для нас троих. Дело складывается так, что, кажется, его смогут закрыть и без вашего прямого участия. И потому у меня для вас необычайное предложение. Я бы сказал, судьбоносное, подумайте хорошо.

Внимание и кудесника и Ноздрёва оказалось приковано к Холмогорову, который явно раскрывал последнюю часть своего плана.

— Я приглашаю вас на работу в Канцелярию.

Всеволод ничего не ел уже половину суток, но всё равно поперхнулся.

— Обождите… Но… Почему?

— Вы искусный мастер в крайне скудной на мастеров сфере кровяных диковин. Вы обвели вокруг пальца сначала двоих отнюдь не глупых культистов, а затем и всю Канцелярию. И ни один мускул на вашем лице не дрогнул, когда вы лоб в лоб говорили с нами на пожаре, а потом, натянув маску, из-под носа умыкнули добрую половину диковин! Нам нужны такие мастера. А еслиж вы откажетесь… Что ж, дело, как я и говорил, будет закрыто и без вас. Но я лично прослежу, чтобы вы покинули Россию. Я не позволю себе оставлять на нашей земле вольных кудесников с таким следом. Ваша кровь, как вы видите, принадлежит только вам. Теперь вы свободны, и выбор за вами.

Лучи утреннего солнца падали на Москву. Кареты заполоняли мостовые, извозчики выезжали на главные площади, художники на уличной галерее ставили мольберты для выставки, а в парки выходили первые дамы с собачками. Белокаменная жила своей жизнью.

Кремль почтил приглашением Платона Борисовича, и теперь тот в самом сердце Москвы уже больше суток репетировал речь для Патриарха о спасении его жизни от коварного покушения нехристей.

С Ермолаевского переулка в центр, протискиваясь между прохожими и будучи неприметными для толпы, вели свою дорогу три мужчины, двое из которых являлись служителями Канцелярии, а третьему только предстояло им стать.

В Подмосковной глуши меж болот и лесов гадалка не спускала свой странный слепой взгляд с висящих над камином старинных часов, стрелки на которых неподвижно стояли уже целый век. Её сил больше не хватало, чтобы держать часы, но она радовалась, что напоследок подсобила поиску нового мастера по крови, и теперь после её ухода Канцелярия не потеряет в знаниях. Часы очнулись, дёрнулась минутная стрелка, пробил колокол. Наконец, устроив всё после себя, старуха могла испустить последний вздох.

У одного служителя Канцелярии с французскими корнями, в отличие от Платона, появился vraie chance вернуться в Петербург. Руководство здраво решило, что иностранцу в культурной столице будет попроще.

Простой пожарный служитель был выписан из какой-то незнакомой ему лечебницы, где люди дворянского этикета настоятельно попросили его никому не рассказывать о произошедшем за последнюю неделю. Но Иван и не собирался никому ничего не говорить! Ну, разве что ребятам в бригаде, что ж такой истории пропадать… Ну братишке, конечно… Да и соседу, а то что он выпендривается своим шрамом, пусть послушает про настоящие ранения! Так и пошла по Москве очередная байка, утонувшая в море других страшилок, что горожане каждый день пересказывали друг другу, каждый раз добавляя новых деталей. Ещё через неделю на весь город разошлась новость, что известный столичный ювелир серьёзно недомогал от Русских холодов и теперь уезжал то ли в Германию, то ли в Америку, то ли вовсе в Китай. А на следующий день вся Москва засплетничала о чём-то новом и ни про ювелира, ни про загадочного убийцу в звериной маске уже никто не вспоминал.

Жизнь шла своим чередом.