Она обнимает плюшевого кролика, провожая взглядом проходящую процессию. Мать бросает на неё резкий взгляд и кладёт свои требы на стол. Крошечные монетки звенят на железном блюде, трубы органа играют несколько торжественных нот, все садятся, скрипят сиденья, и когда всё успокоится и наступит тишина, толстяк за кафедрой вдохнёт достаточно воздуха, чтобы заговорить отвратительно резким голосом.
— Братья и сестры, склоним головы в молитве.
Девочка на секунду теряется, прежде чем мать схватит её за шкирку и силой опустит вниз.
— …Узрите, Господь говорил со мной, и голос Его одновременно был тих и ужасен, но неслышен для уха неверующего. Господь сказал «Приди», и подчинился я, и объял меня страх, и упал я на колени, рыдая. Воздел я руки свои и спросил: «О, могучий Господь, что стало с телом Твоим? Почему Ты разрушен?». И ответил мне Господь: «Ступай и воссоздай Меня во славе Моей, Я же воссоздам тебя». Глас Бога звучал в моём сердце, и слёзы текли по лицу моему от величия Сердца Господа нашего и от обиды за него! Так я узнал Сердце Его и Его Слово, и я кровью своей семьи поклялся служить Ему! Аминь! — Под конец человек за кафедрой переходит практически на визг, захлёстнутый эмоциями в религиозном экстазе.
Аминь — ревёт в ответ толпа. Старик на скамье слева от девочки топает ногами. Девочка открывает один глаз и с опаской смотрит на часовые механизмы, торчащие из его ноги, в течение минуты, прежде чем мать надавит на неё вновь, и она будет вынуждена закрыть глаза.
— Братья и сестры! — Улыбка и смех звучат в голосе проповедника. — Поднимите ваши головы. Сейчас не время для плача и скорби. Сегодня день празднования.
Собрание с опаской поднимает головы; это им знакомо. Даже юная девочка помнит, как Отец объявил «Суд Веры» и как были убиты те, кто следовал за вступительной молитвой.
— Поднимите, поднимите! Смотри и ликуй, Стальной народ. Месяц назад правоверный обнаружил агента ненавистного… Фонда…
Здесь он останавливается и плюет на пол. То же повторяют и некоторые из старших служителей Церкви.
— Агент Фонда шныряет в нашей обители! Введите его, братья адъюнкты!
Двое мужчин в развевающихся черных одеждах и железных масках выходят из дальней комнаты, распахивая большую дубовую дверь и втаскивая человека в лохмотьях. В свободных руках они несут жестокие копья. Девочка от страха тихо ахает, прежде чем мать шлёпает её по бедру, заставляя ту подпрыгнуть на месте.
Собрание смеётся, когда человек, согнувшись от боли и голода, спотыкается на лестнице, ведущей на подиум храма. Его рваная борода говорит о долгих днях, проведённых в неволе, его голубые глаза горят от гнева ледяным огнём.
Отец стоит, картинно расправляя одежды. — Теперь, вместо того, чтобы позволить адъюнктам оборвать жизнь этой собаки, первосвященник Фрик желает отдать этого еретика на суд новому и самому молодому члену нашего ордена. Юная леди Тау, пожалуйста, подойдите сюда.
Маленькая девочка — та самая леди Тау — застывает на месте. Как можно сильнее прижимает она кролика к груди. Её мать бросает полуулыбку, она ею довольна. Она отбирает кролика из её рук и выгоняет девочку в проход.
Тау стоит на месте. Её мать усмехается.
— Она нервничает.
Собрание смеётся, и улыбка толстяка-священника становится шире. Он протягивает девочке руку.
— Детка, подойди.
Она медленно ступает вперёд, идёт и поднимается вверх по лестнице, а затем неохотно берёт ладонь мужчины. В этот момент она слышит тяжелое дыхание людей в масках позади неё.
— Сегодня мы рады приветствовать леди Тау в Ордене Чёрной шестерни церкви Разбитого Бога. — Он оборачивается, не переставая улыбаться, и кивает на одного из мужчин в масках. — Давай.
Адъюнкт кивает и приседает за Тау. Она оборачивается — и его копьё падает прямо ей в руки, едва не сбив её с ног.
Священник тоже приседает и шепчет ей на ухо. — Исполни свой долг перед Господом.
Все отступают от Тау. Внезапно для себя она совершенно ясно осознаёт перед собой оборванного человека, стоящего перед ней на коленях, слышит его неясное дыхание.
Он смотрит на неё. Она смотрит на него.
Он говорит ей: «Посмотри мне в глаза». И она смотрит.
Сейчас же. — Кивает он ей покорно. — Убей меня. Или они убьют тебя.
Полная тишина, вдох. Тау переводит взгляд на оружие в руках, а затем вновь на человека. Он закрывает глаза, бормочет несколько слов, и вздыхает в ожидании.
Она неуклюже колет копьём в живот. Он морщится, приоткрывает рот и стонет. Тау вздрагивает. Она отходит и ударяет вновь, на этот раз чуть выше. Из раны течёт кровь, он кашляет, забрызгивая красным белое платье Тау. Она понимает, что, видно, попала ему в легкое.
Он падает, холодные голубые глаза стекленеют. Тау опускает взгляд на копьё в своих руках, прежде чем человек в маске подойдёт и заберёт его. Он ласково гладит её по спине, словно младенца после отрыжки.
Где-то далеко она слышит голос священника, эхом отдающийся в тишине зала и в её голове.
— Вот, смотрите и ужасайтесь, потому что это наименее страшная судьба для Предателя. Предать Господа — значит навлечь на себя гнев и Народа, и Тела Его, и мы будем добиваться святой и страшной мести…