Девятое ноября 1989 года. Восточный Берлин. Так он называется в последний раз.
На пресс-конференции, посвящённой либерализации правил выезда и въезда из Германской Демократической Республики, выступавший без должной подготовки пресс-секретарь Гюнтер Шабовски обмолвился, что Берлинская Стена будет немедленно открыта для прохода.
Через шесть часов в городе ликование. "Осси" толпами устремляются на Запад без разрешения и раздумий. На улицах - толпы народу, веселье, пение и спиртное. Как же долго две части одного народа жаждали узнать друг друга. И ответ на эту жажду взрывом эмоций проносится по миру. Наконец-то.
Наконец-то!
Сколько паранаучной ереси не виться, а Холодная Война закончилась примерно так, как и предполагалось. Десять лет войны в Афганистане подточили Советский Союз изнутри. Стагнация экономики подорвала всякое терпение, каковое ещё оставалось к репрессиям в странах Варшавского Договора. В десятке стран люди вышли на улицы, десяток революций ознаменовал то, что потом будет прославлено как Конец Истории.
Взгляды и идеологии, казавшиеся столь важными в суете прошедших десятилетий, развеялись в один миг. Если вспомнить, то страсти, которые послали полмиллиона американцев во Вьетнам, угасли задолго до того, как в Берлинской Стене появилась первая трещина. Не прошло и десяти лет после конца, как коммунизм стал темой для анекдотов, а воины Холодной Войны - те, кто ещё жил - стали пережитками странной и непонятной прошедшей эпохи.
Последний аккорд в игре тайных служб прозвучал вдали от любопытных ушей. Лишившись заклятого врага, Соединённые Штаты утратили желание тратить силы, деньги и время на массовое паранаучное содержание, а вожди Российской Федерации и вовсе не имели такой возможности. После напряжённых переговоров Организация вернулась в законсервированные Зоны и дремлющие комплексы, которые так долго занимали силы двух враждующих гигантов. Надзиратели вернулись к своим блудным поднадзорным - долгое изгнание завершилось.
Настало время радостного воссоединения. В бушующих берлинских толпах объединялись семьи, зачастую впервые. Братья обнимали сестёр, которых никогда раньше не видели, а дети, повзрослевшие и изменившиеся, искали родителей, от которых остались только воспоминания. Полторы сотни километров бетонной стены и сорок лет разобщённости не смогли подорвать семейных и родственных связей.
Холоднейшая Война, в которой теперь никто не нуждался, отправилась на свалку истории.
Возле Бранденбургских Ворот собирается одна из наиболее крупных толп. "Стеноклюи" уже начали отковыривать кусочки от некогда грозной преграды, и к утру у всех, и у всей их родни, будет по сувенирчику.
Два силуэта, мужской и женский, незамеченными отделяются от празднования. Они не знают друг друга, но в эту ночь чужих в городе нет. Поспешно завернув за ближайший угол, они сплетаются в пьяных объятиях. В алкогольно-гормональном угаре мужчина не замечает цитрусового запаха и странно обострившихся черт лица своей любовницы, которая уже готова поглотить его.
Пойманный и напичканный седативными выделениями своей спутницы, которую затруднительно отнести к человеческому роду, бедолага теряет сознание. Он не замечает четырёх мужчин в масках, которые спешно выступают из темноты, чтобы захватить оборотня, и в его памяти не откладывается неприметный фургон Polizei, в который эти четверо заталкивают похищенную. Но зато ему суждено увидеть первый рассвет над новой Германией.
Бело-зелёный полицейский фургон катится ранним утром по тихим улицам Западного Берлина. Столпотворение на западной границе осталось позади.
В укреплённом заднем отсеке нечто меньшее, чем человек, отчаянно и безрезультатно бьётся в заранее подготовленных оковах. Не будь его голова зафиксирована железным каркасом, оно бы сверлило взглядом седовласого агента, сидящего напротив. Этот агент неустанно вёл свою охоту столько лет, в Осло, в Берлине, в сотне других городов. Существо не может ничего поделать - полукожа зафиксирована, феромонные ямки заткнуты - и разражается потоком отвратительной брани на разных языках.
- Вопи на здоровье, двадцать-тридцать, - смеётся состарившийся агент Франклин. - Я же говорил, что буду ждать. Вопи на здоровье!