Иногда, оставаясь один, Роберт Бамейро жалел, что неспособен плакать.
Он сидел в своём кабинете, размышляя над словом Разбитого Бога и страдая от неутолимой боли. Церковь была его жизнью, его директивой, его функцией — называйте, как хотите. И теперь она умирала, и причиной тому была ересь.
Некоторые люди несколько лет назад сочли нужным разобрать Церковь на три части. И не было большей ереси, чем ересь демонтажа. Разбирать что-либо, тем более Церковь, было равносильно тому, чтобы разбивать самого Бога.
Завершив медитацию, он покинул свои личные покои и добрался на лифте прямо на кафедру, где его встретила паства. В отличие от еретиков, тела членов его церкви были почти не изменены: они в основном не были достойны стать частью Бога, и от них требовалось лишь поклонение ему. Бамейро, конечно, был исключением — он давно испил Ихора Божьего.
— Тридцать лет, — прогудел жужжащий механический голос Бамейро. — Тридцать лет. Уже Тридцать Лет прошло со времени раскола, со времени… демонтажа.
По церкви пронёсся неодобрительный ропот.
— Это были тяжёлые тридцать лет, но мы медленно восстанавливаемся, подобно тому, как собираем мы нашего Бога. Подобно тому, как собираем мы нашего Бога… — Бамейро покачал головой. — Я слышал разговоры о разрушении этих других церквей. О взрывах и кислоте, о блокировке сигнала и коррозийных агентах. Внемлите моим словам, о Дети Разбитого Бога: всякий, кто поступает так, — тот отрывает себя от Бога. Демонтаж — это самая страшная Ересь, которую можно совершить, даже если он совершается в отношении членов наших осколков. Мы не стремимся к войне с ними, братия, хотя не ищем мы и мира. Мы стремимся забыть о них.
Бамейро откашлялся.
— Итак. Воспоём же гимн "Боже, Храни Нас от Плоти".
Сегодня Роберт Бамейро получил несколько писем от членов своей общины и не только от них. Угрозы смерти от максвеллитов, угрозы хуже-чем-смерти от ортодоксов, приглашение на какую-то конференцию, несколько писем от поклонников и людей, которые хотели бы увидеть детали Божии. Он проигнорировал всё это, и тут ему в руки попало письмо, написанное на тетрадном листе и наскоро упакованное в конверт.
Уважаемый Ваше Святейшество,
Меня зовут Джейк мне 9 лет.
Я хочу спросить
Почему щелкунчики, гуделки и церковь ненавидят друг друга?
И вы можете это как-то решить?
Мой брат гуделка, а моя мама и папа щелкунчики.
Они всё время ссорятся и Маркус всё говорит о сигнале, и потому
они ещё больше ссорятся.
Мне не нравится что они ссорятся.
Господин Бамейро пожалуйста сделайте что-то.
Джейк Спаркс.
В первую очередь, Бамейро нашел примечательным, что члены Часовых Ортодоксов вообще способны размножаться, не говоря уж о том, что детей в данном случае аж двое. Во-вторых, идея собрать обе отколовшиеся группы вместе под одной крышей в прямом смысле завертелась в его голове вместе с шестерёнками. Он отложил письмо с целью помедитировать на него, вздохнул, встал и подошёл к окну.
Он смотрел на луну высоко в небе. Луна когда-то была частью Земли, как утверждали некоторые учёные. Она родилась в постигшей Землю древней катастрофе, и тысячелетиями её обезображенное лицо взирало с ночного неба. И всё же, она работала в совершенной гармонии с планетой. Осколки способны работать вместе, как единый механизм…
Бамейро покачал головой. Это безнадёжно. Вражда между тремя церквями слишком велика. Похоже, Церковь Разбитого Бога навсегда останется Разбитой.
Он посмотрел на письмо ещё раз, его мысли стремились к его блудным сыновьям. На мгновение ему показалось, что они могут быть собраны.
Роберт Бамейро снял трубку с телефона.
В течение следующей недели Роберт Бамейро сделал много телефонных звонков. В большинстве случаев на другом конце вешали трубку.
Но два звонка оказались успешными, и встреча была организована.
Местом встречи назначили долину, в которой было озеро, на котором был остров, на котором когда-то была машина. Машины больше не было, и на её месте оставалось лишь чувство трагедии.
Роберт Бамейро стоял на острове между двумя святыми. По одну сторону от него стояла святая Церкви Максвеллитов Хедвига-из-Города-Ангелов, по другую — Легатесса Цапфа. Женщины выглядели так, как будто собирались вцепиться друг другу в глотки. Обеих окружали члены их церквей, все правоверные, все полностью преобразованные. Мигающие огни и жужжание кулеров максвеллианских Админ-Святителей на стороне Хедвиги, звон металла и тиканье шестерён — на стороне Легатессы Цапфы.
— Латунь, Бронза и Кремний. Наконец вместе, — кивнул им обеим Бамейро. — …Вы знаете, почему мы здесь, сёстры.
— Вы просто хотите, чтобы мы прислушались к вашим тик-так-евангелиям, — сказала Хедвига, выражаясь гораздо менее красноречиво, чем выражалась в искажённых, полных ошибок Джаваскриптурах своей церкви. — Индивидуальность есть файловая система…
— Я знаю ваше писание, Святая Хедвига, — сказал Бамейро. — Но индивидуальность в настоящее время не имеет значения. Сейчас важно здоровье нашей церкви.
— Фэ, — просто сказала Цапфа. — У всех нас одна миссия. Мы все хотим восстановить МЕХАН.
Её последователи начали приглушённо скандировать имя своего Бога.
— Вы имеете в виду WAN, — поправила её Хедвига. — WAN, Вечную Сеть.
"WAN, WAN, WAN", — затянула её паства.
Цапфа выпустила немного пара, демонстрируя свои алмазные зубы.
— Будем вежливы, Хедвига. Строитель говорит.
— Мы все хотим восстановить Бога, — просто сказал Бамейро. — Это верно. Однако методы, которые вы используете, несколько… спорны.
— Методы, которые мы используем? — голос Хедвиги звучал настолько оскорблённо, насколько способен так звучать компьютеризированный голос. — Вы даже не позволяете вашим новообращённым… ну, преобразоваться! Высшие саны вашей церкви должны пить Божий Ихор. А это даже не Ихор; это вирус, — ухмыльнулась Святая Гуделка. — Нам же о вирусах беспокоиться более не приходится.
— Метод преобразования не имеет значения, — покачал головой Бамейро. — Хотя… я понимаю ваше мнение об ограничении преобразования. Но большинство из нас не достойны-
— Достоин только тот, кто сам становится лучше, — сказала Цапфа. — Говоря им, что они не достойны того, чтобы стать частью Бога, не позволяя им быть преобразованными… вы препятствуете любому улучшению вашей паствы.
— Не могу поверить, что я это говорю, — почти кипела Хедвига. —Но… Я согласна с Легатессой.
Цапфа моргнула, среди её последователей раздался растерянный ропот.
— Вы… со мной согласны?
— Да. На самом деле, я… несколько раздражена тем, что не сказала этого первой.
Бамейро отступил назад и умиротворяюще поднял руку, а в его голове вовсю жужжали шестерёнки.
— Вот видите? — сказал он. — Мы можем жить в мире.
— Возможно, — сказала Цапфа, глядя на Бамейро. — Однако… ваш Ихор. Я не вижу на вас никаких цифровых частей. Кремния нет вообще. Вы не находите, что это странно?
Бамейро замолчал, глядя на свои запястья. Легатесса Цапфа была права. Никто из Испивающих Ихор Разбитой Церкви не содержал кремния ни в какой форме. Он долго молчал, молчала и Хедвига.
— Ваша правда, — сказал он.
— Вы имеете в виду естество? — спросила Хедвига, и голос её звучал нервно. — Может быть, это просто… варьируется от секты к секте.
Настало долгое неловкое молчание. Наконец, заговорил один из ближайших к Цапфе Легатов — молодой, судя по голосу:
— Это свидетельство.
Цапфа и вся её группа обернулись к говорившему — молодому человеку, которого Цапфа опознала, как Брата Компрессора.
— Что вы имеете в виду? — спросила Цапфа.
— Кровь МЕХАН не содержит кремния. Это свидетельство того, что все они — еретики, — раздался звук шипения пара, и трубки на теле Святого Легата начали светиться. — Этого мы и ждали. Теперь мы знаем, что они еретики, что МЕХАН благосклонен к нам, и что их WAN — ложный кумир.
"Клик-клак-клик-клак", — кисть Брата Стальноглаза втягивалась внутрь предплечья, а вместо неё вырастало длинное лезвие. Он улыбнулся максвеллитам:
— Это те доказательства, которые были нам нужны: цифровая ересь — не более чем ересь.
"Е-ресь! Е-ресь! Е-ресь! Е-ресь", — поднялся крик над толпой ортодоксов.
Святая Хедвига шагнула вперёд, расставив руки, чтобы защитить своих последователей. Их глаза загорались оттенками красного и синего, зелёного и жёлтого, — это загружались их боевые программы.
— Хотите нас? Придите и возьмите!
— ЕРЕТИЧКА! — вопили на Хедвигу ортодоксы — Лжесвятая! Шарлатанка!
Роберт Бамейро хотел было что-то сказать, но тут глаза Хедвиги налились бешеным ярко-красным светом. Из её спины вырвались механические крылья и подняли её в воздух. Зрелище было впечатляющим, и Святая свысока взирала на всех собравшихся.
Роберт склонил голову перед крылатой Святой, поднимая руки в умиротворяющем жесте.
— Святая Хедвига, пожалуйста. Не делайте ничего поспешного.
— Я не та Святая Хедвига, если хотите. Она давно умерла. Я — её копия. Вот что мы делаем: сохраняем всех себя по образу Божьему. Мы будем-
Речь Хедвиги прервал мушкетный выстрел со стороны ортодоксов. С отсечённым крылом она, закружившись, упала наземь. Она кричала от боли, и Его Святейшество бросился к ней.
Сестра Цапфа обернулась к своим последователям, глядя на человека, который стрелял. Её глаза засверкали бешеным гневом, и шестерни позади глаз защёлкали в определённой последовательности. Она уставилась на стрелка, и тот рухнул на землю: его системы остановились, хотя и временно.
Затем она окинула взглядом последователей, которые смотрели на неё в страхе. Её голос был наполнен яростью МЕХАН.
— Мы не убийцы. Не забывайте об этом. Мы не убиваем детей Божьих, как бы своенравны они ни были.
Её зубы издавали механический шум.
— Мы легаты. Мы оберегаем. Мы надзираем. Мы делаем выводы, и из этих выводов мы извлекаем планы.
Она указала жестом на максвеллитов и Сестру Хедвигу, готовую вот-вот упасть в обморок и рухнуть наземь:
— Эти… эти дети являются еретиками, да. Они приняли Демонтажизм, да. Но они по-прежнему человеки. Если приложить немного усилий и веры с нашей и с их стороны, они могут быть Стандартизированы. Так что, кто-нибудь, принесите им воды, да поубавьте пару в своих котлах. У нас нет причин не побеседовать вежливо.
Правоверные Легаты повиновались, отправились к озеру и набрали воды для максвеллитов. Некоторые из Легатов пошли прямо к Святой Хедвиге, чтобы помочь максвеллитам позаботиться о её растерзанном крыле.
В течение следующего часа, слово "еретик" не употреблялось ни разу. Только "брат", "сестра" и различные слова извинения. Затем Бамейро решил обратиться к группе.
— Много хороших слов было сказано сегодня, и несколько добрых дел было сделано здесь, на месте давней трагедии. Теперь вы все, безусловно, увидели, что цели у нас одни. Эта склока… она фактически бессмысленна. Мы должны заново собрать себя. Ибо понимаю я теперь, что Бог есть самая простая из всех машин — наковальня.
Бамейро воздел кулак в воздух.
— Какими бы мы ни были, что бы ни стремились мы построить, наша цель состоит в сооружении Наковальни… на которой мы должны ПОРАЗИТЬ ПЛОТЬ!
Три церкви разразились овациями, и шестерни в голове Бамейро приступили к работе над новой проповедью.
В ту ночь Роберт Бамейро написал письмо.
Мой юный друг Спаркс,
Признаюсь, я нечасто отвечаю членам своей церкви лично. Тем не менее, ваше письмо, сколь простодушным оно ни было, имело колоссальное значение.
Этой ночью я встретился с членами обоих осколков, и теперь я вижу, что они не разбиты. Это детали большой машины. Это модули, да, но разве не из модулей состоит Сердце Божие?
Я считаю, что терпимость и мудрость таких людей, как вы, приведёт к восстановлению Церкви, затем — Бога, а потом — и самой Вселенной. Это возможно. Я знал это и раньше, но теперь я уверен, что это произойдёт.
Спасибо тебе, Джейк.
Да Будешь Ты Навеки Единым,
Роберт Бамейро
Когда он подписывал письмо, его тело издало звук, которого прежде не издавало никогда: слабый цифровой зуммер. Услышав этот звук, Строитель Божий рассмеялся.