Агент Тангерин сидел и внимательно слушал агента Грина.
— И что потом?
— Оказалось, они с Дюшаном ходили в одну школу.
— Серьезно?
— Ага. Вот это совпаденьице, а? Ребята напичкали ее таблетками и все выяснили.
— Ого.
Тангерин отхлебнул еще сока манго. Пёстрая гавайская рубашка и сандалии в сочетании с огненно-рыжими волосами превращали его в живой костер. Агент же Грин оделся в свой обычный костюм-тройку с черным галстуком. Вообще-то в оживленном городе никто не должен был к ним приглядываться, но всё же они двое за одним столом привлекали больше внимания, чем Грину хотелось бы.
— И что думаешь делать?
— Ну, я уже готовлю кое-что к пятничной выставке.
— На этот раз, надеюсь, будет потише.
— О, конечно. Сейчас уже мало кого интересует громкость. Взрывы и фейерверки — прошлый век. Целый миллиард тех, кто хотел высказаться громко и решительно, уже высказался.
— Наверняка найдется миллиард первый, кто захочет попробовать.
К ним подошла официантка, опустила на столик чайный поднос. Грин подтянул поднос к себе и долил кипятка в тоненько звякнувшую фарфоровую чашечку.
— Признаюсь, мне понравилось сидеть тут и изображать творческую личность. Бездельничаю весь день, а зарплата тем временем капает. Куда приятнее беготни за громадными монстрами, которые пытаются сожрать твой мозг… уж куда приятнее.
— За то и выпьем.
Они сдвинули стаканы, и Тангерин допил сок, а Грин аккуратно отхлебнул горячего чаю с молоком.
— И что с той женщиной?
— Полный курс амнезиаков, искусственная кома — и теперь она в больнице. Минимум на месяц, а то и два, она вышла из игры, и никто не узнает, что это были мы. Нам она больше не понадобится, и мы к тому же лишили Критика "правой руки".
— Мда… Это всё усложняет.
— Хм-м-м?
— Режиссёр должна была быть на выставке в пятницу. Что бы она там ни планировала, рассказала об этом толпе народу. И если она вышла из игры, то на выставке не будет никого из клики Критика.
— Но ведь для нас так только лучше?
— Нет. Ни разу. Понимаешь, может, Режиссёр поставила бы там танцевальный номер или ещё что, но Критик не отменит выступление. Иначе все сочтут, что у них была всего одна идея, и они выставят себя творческими импотентами. Так что группа Критика постарается вытянуть что-нибудь ещё, чтоб заменить Режиссёра, и что бы это ни было, оно наверняка будет хуже.
— Чёрт. Никогда нормально не спланируешь, как контролировать толпу на таких мероприятиях.
— Именно. Хорошо, что это не моя головная боль.
— Мы можем закрыть место выставки?
— Закрой заранее — и они просто уйдут в другое место, с которого их уже не сдвинуть.
— Сколько людей там ожидается?
— Без понятия.
— Хотя бы примерно.
— Пф-ф-ф… Тысяча с лишним? Или две?
— Ч-чёрт. Без проблем мы такую толпу никуда не денем.
— Денем-денем. Если повезёт, всё точно обойдется.
Грин залпом допил чай.
— Может, мы их как-нибудь разделим? Организуем другую выставку в то же время?
— Спроси ты всего неделю назад… Теперь тебе остается только попытаться справиться с тем, что есть. Возьми нескольких парней под видом гражданских на случай, если кто-нибудь полезет на рожон.
— И насколько, по-твоему, вероятно, что кто-нибудь полезет?
— Пятьдесят на пятьдесят, я бы сказал, но все, кого я знаю, склонны перестраховаться. Всё простое и без выкрутасов. Правда, мы совершенно не в курсе, чем займется Критик, но жертв и разрушений после него обычно нет. В общем, не парься, все пройдет отлично. Если мы всё сделаем как надо, то проблем не возникнет.
— От этого "если" очень многое зависит.
— Серьезно, расслабься. Никто не будет устраивать бардак посреди такой грандиозной выставки.
Оба встали и направились к выходу, на ходу бросив на стол чаевые.
— Надеюсь, ты прав, Тан. Удачи тебе там.
— И тебе, Грин. Ты же пойдешь туда лично? Взглянуть, как невозможное становится возможным?
— Еще бы. Такое нельзя пропускать.
— Чудненько — мне приятно смотреть на тебя в штатской одежде. Тебе в ней всегда так… неудобно.
Скульптор сидел и внимательно слушал Художника.
— И что потом?
— Ну, мы не знаем точно, наблюдение было отключено. Но выглядит так, будто эксплойтом была вся пьеса.
— Серьезно?
— Ага. Пьеса за авторством настоящего анартиста прямиком из семнадцатого века. По крайней мере, я так думаю.
— Ого.
Скульптор потягивал молочный коктейль со вкусом банана. Увы, ассортимент напитков в кафетерии госпиталя был не сказать чтоб широким, и даже вкус банана был каким-то фальшивым — просто искусственный банановый ароматизатор, слишком сладкий, чтоб быть вкусным, — и это не говоря уже об обезжиренном молоке. Художник на миг умолк и отхлебнул виски из карманной фляжки.
— И что нам теперь делать с выставкой?
— Без понятия. В худшем случае доделаем её работу.
— А над чем вообще она работала?
— Над типичным акробатическим эксплойт-шоу, как я понял из её слов. Ну, знаешь, когда ребята перемахивают высотки одним прыжком, встают на трапеции, крутят сальто и вытворяют прочую муть. Никогда таким не увлекался, но оценить, по крайней мере, смогу.
— Звучит прилично.
Скульптор отпил ещё. Лицезрение Режиссёра, лежащей в коме с кислородной маской на лице, его совершенно не вдохновило.
— Итак. Режиссер готовится к постановке пьесы, над которой работала два месяца, проговаривает все со всеми актерами, и за пять минут до открытия появляется этот мудила и говорит ей остановиться. А потом… это. И вопрос в том, кто всё это устроил.
— Мы оба в курсе, что это был Дюшан.
Художник задумчиво обмозговал эту идею. Сперва отбросил её как слишком очевидную, но после переосмыслил и решил, что она была обманчиво очевидной.
— Ну, пока что, конечно, это наш единственный вариант.
— Единственный вариант? Черт, этот подонок увел у нас Феликса! Этот больной мудак прислал тебе картину, вызывающую понос, этот мудила прямым текстом объявил нам войну, и вот — он превентивно нанес удар!
— Может быть. А может, и нет.
— Что-что?
— А ты подумай. До этого все проделки Дюшана не были опасными. Ну да, из-за него я обгадил штаны, да и остальным он много чего разослал, но всё это не вредило. Дюшан, может, и много о себе воображает, но здесь-то пострадала публика. Погибли люди. А если я правильно понимаю Дюшана — а я уверен, что понимаю, — он и мухи не обидит. Он, конечно, продолжал бы нас изводить, но на такое не пошел бы. Слишком резкое обострение конфликта, не похоже на то, что он делал раньше. И я впрямь не верю, что это его рук дело.
— И он, конечно, хочет, чтоб ты так и думал.
— Нет. Дюшану нужны культурные изменения, и пусть он и ведёт себя как ребенок, он понимает, что такие методы ни к чему не приведут. Какой смысл ему это делать?
— Чтоб ослабить нас.
— Если бы он захотел нас убить, сделал бы это чисто.
— А он и не хотел убивать. Он просто выставил все так, будто Сэнди устроила это нарочно, а цель у этого одна — выставить нас в худшем свете. Если так будет продолжаться, Режим разберётся с нами, и разберётся не по-хорошему. Дюшан тычет парой палок в тигра и льва, чтобы они передрались насмерть.
Художник обдумал смысл сказанного.
— Интересная гипотеза, конечно, и разумная стратегия, если ты прав.
— Я и прав. Это точно были не Костюмы: делать из эксплойтов оружие — не их стиль. До того он вёл осторожную игру, чтоб привлечь наше внимание, и этот поступок был его способом дать нам понять, что он тут не в игрушки играет. Нам надо что-то делать.
— И что ты предлагаешь?
— Он выбрал целью Сэнди именно потому, что в пятницу она должна была выступать. Выставка — наш шанс возвыситься, показать всем, что у нас всё более чем путем. Дюшан хотел сломить нас, выкинуть из сообщества, лишить зрителей, просто уничтожить как артистов. Пусть отсосет. Скоро придет пятница, и мы покажем, что умеем.
Они встали и двинулись в сторону лифтов.
— Ты, я полагаю, хочешь взять дело в свои руки?
— Не стоит беспокоить Критика такими мелочами. Мы не дети, чтоб он постоянно менял нам подгузники.
— Да я не против. У меня в работе есть кой-какой материал, он должен сгодиться.
— Тогда я звоню остальным. Увидимся в пятницу.
Феликс Кори сидел и внимательно слушал Руиза Дюшана.
— И что тогда?
— Ну, когда она попыталась ткнуть меня ножом, я просто ушел.
— Серьезно?
— Ага. Я знал, что она и слушать не станет — уж такой тонкий намек, как попытка выпустить кишки, мне хорошо понятен. Лучшее, что я мог сделать, это просто уйти.
— Ого.
Феликс отпил еще зелёного чая. Руиз припаивал плату к каким-то мехатронным устройствам, то и дело щелкая тумблерами для проверки. Вытащив из ящика рабочего стола мультиметр, он проверил ток. Результат Руиза, видимо, удовлетворил, и он, взяв пакет яблочного сока, ткнул в него соломинку и уселся возле Феликса.
— И кто, по-твоему, это сделал?
— Ну, это уж точно не несчастный случай… Я бы поставил на Костюмов. В последнее время они заходят совсем уж далеко.
— В смысле?
— Помнишь, как они раньше вламывались с шашками наголо? Теперь не вламываются, но не потому, что опустили руки. Я считаю, что они изменили стратегию, но серьёзных аргументов у меня нет.
— Может быть, может быть… Но раньше они не использовали эксплойты как оружие.
Руиз высосал весь сок из коробки и принялся методично её разворачивать. Феликс подул на чай и осторожно отпил еще чуть-чуть.
— Итак. Что ты теперь думаешь? Податься в отставку?
— А ну-ка! Я не перестану работать, просто способы и материалы станут более традиционными. Ничего неординарного… на какое-то время. Время влачить плоское и пустое существование.
— Как невыразимо скучно.
Руиз сложил небольшой самолетик из коробки от сока. Он запустил его через всю комнату, и тот плавно спикировал в урну возле двери.
— Найдется ли в твоем плоском и пустом расписании время на пятничную выставку?
— Возможно, возможно. А ты что туда готовишь?
— А, я вообще не пойду. Надо закончить дела. Последнее необходимое пришло мне нынче утром, так что уже скоро я отправлю им запрос.
— По-моему, ты пропустишь всё интересное.
— Хм-м-м?
— Сандра планировала грандиозное выступление. И наши — ну, те, кто остался, — не станут просто его отменять. Им придется показать Костюмам, что они настроены серьезно и не напуганы. Они устроят нечто очень, очень, очень масштабное, пустят в ход все, что есть. Да, будет грандиознейшее представление, я думаю.
— Ты же понимаешь, что это детские игры, которые не решают ничего.
— Ага. Но они же, если честно, и есть куча детей. Понятия не имею, чем они вообще занимаются.
Феликс допил чай и поставил чашечку у ног.
— Хорошо, что мне не придётся больше иметь с ними дела. И, блин, просто отлично, что мне не придётся больше иметь дела с тобой.
— Эй, я не так уж плох. Я их всего лишь подзуживаю. Это как тыкать палкой в улей, только пчелы внутри — артисты, а палка — шутка про член. Или другой сортирный юмор.
— Апофеоз комедии.
— Да ну тебя. Я просто хотел их развеселить, чтоб они не воспринимали всё так жутко серьёзно. А они восприняли это неправильно. Да и ты, раз уж на то пошло, тоже. Отставка, пф. Она сорвала все мои планы, и как ты вообще посмел быть непредсказуемым!
Феликс ухмыльнулся в ответ на наигранное возмущение, поднял чашку и встал.
— Ну, как бы там ни было, удачи тебе с этим.
— Удача не нужна, коли есть талант, Феликс.
— Именно. Потому я и желаю тебе удачи.
— Пф-ф-ф. Поди уже отсюда, старикашка.
Клац. Клац. Клац.
« Квинтессенция праха | Хаб | Путёвые ребята »