SCP Foundation

В отеле, который просто, но изящно назывался «Шангри-Ла в Хух-хото», в президентском люксе на самом верхнем этаже была большая уборная, в ней — панорманое окно с видом на высотки в зимнем утреннем тумане. Под окном стояла ванна из синего мрамора. В ванной сидела женщина, у которой возможности воспользоваться роскошью и помыться впервые за четыре дня не было.

Евгения Храмова устало тёрла глаза и ощущала себя кучей мусора. Пальцы на левой руке подрагивали — иголка шприца немного шаталась. Укол, конечно, был не в вену, но всё равно это плохо. Недостаток сна сказывался. Пару минут назад она выпила горстку таблеток какого-то анальгетика с кофеином, который коллега купил по пути, но лучше пока не стало.

В дверь постучали, мужской голос осторожно спросил на английском:

— Всё хорошо? Вы скоро выйдете?

— Ага, минутку, — бросила она не отвлекаясь, — Если тебе в туалет, можешь зайти, я не смотрю.

Ответа не последовало, поэтому она вернулась к делу.

Чуть подвинула правым плечом, чтобы удобнее расположить руку на подлокотнике ванны. Сосредоточилась, собралась с силами. Обычно она делала инъекции в дельтовидную мышцу, но ей не хотелось снимать-надевать протез, а он как раз крепился так, что закрывал плечо, но оставлял открытым внутреннюю сторону культи выше локтя — туда она и ввела иголку, так аккуратно, как только смогла. Пару минут после Евгения провела, скорбно подперев голову правой рукой, сгибом протеза прижав проспиртованный ватный шарик.

Виски неприятно пульсировали, ещё и шея жутко болела. Она всю ночь провела в самолёте и ни разу не сомкнула глаз, потому что знакомилась с тонной отчётов и записей. В самолёте она оказалась через некоторое время после звонка о том, что она едет в командировку — срочно, настолько срочно, что прямо сейчас. Звонок был в девять вечера. Возможности поприрекаться не было, потому что решение приняло не её начальство, а начальство.

Сокрушаться над жестокостью Смотрителей не было особого смысла. Она ж сама виновата, что с Нового года три дня пила и дату укола едва не просрочила.

Мусор Храмова упаковала в пакетик: нельзя допустить, чтобы работники отеля потом что-то нашли. Обратно накинула рубашку, быстро помыла руку — левую — прямо из крана ванной и вышла. Справа у стены стоял агент Цзянь: встретившись с ней глазами, он учтиво кивнул, отдал небольшой алюминиевый чемоданчик и проскользнул в дверь, закрывшись на замок.

Она ещё до того, как убежать колоться, успела осмотреться. Интерьер номера был выдержан в мягких коричневых и кремовых тонах — словно кофе. Резные деревянные панели на стенах, тумбочки с изящными ножками и стоящие везде хрустальные лампы ненавязчиво намекали, сколько денег стоило его снять. Навязчиво же об этом говорил размер. Быстро пройдя через просторную спальню, кинув томный взгляд на наверняка безумно мягкую двуспальную кровать, она вышла в гостиную.

В центре вокруг журнального столика стояли полукругом три дивана, один был занят. Храмова села на тот, что был, образно говоря, во главе стола, и расположилась поудобнее: раскинула ноги как мужик в маршрутке и поставила кейс между коленей.

На диване по левую сторону сидел старик в бежевом клетчатом костюме. Дряблая кожа и глубокие морщины указывали на весьма преклонный возраст, равно как и добела седые зализанные волосы. Он медленно раскрыл глаза, стоило Храмовой сесть. От очков с большой диоптрией они казались ещё больше, чем есть на самом деле.

Секунд тридцать точно двое выжидающе друг на друга смотрели. Старик явно не спешил говорить, поэтому Евгения сама приветственно подняла руку:

— Доброго утра.

— Доброго, мм, да. Вы, должно быть, представляете Цензорат? — говорил он быстро и с лёгким, почти незаметным немецким акцентом. Евгении со своим ррашн аккцэнт даже стало стыдно. Совсем чуть-чуть.

— Ага. Эс-эн-эс Храмова.

— Бернард. Рад знакомству, — в его словах слышался скептицизм; она привыкла, что на людей с консервативным складом ума сразу производит не очень хорошее впечатление. Он достал из внутреннего кармана большие круглые часы на цепочке, — Уже десятый час.

— Да, а дорогих миротворцев всё ещё нет. Сами назначили время и сами опоздали.

— Вы на заседаниях Триумвирата первый раз? Это, мм, демонстрация власти. Вынуждают нас ждать, будто мы ниже их. Будто, мм, снять самый дорогой номер в отеле было недостаточно…

— О как. Вот снобы, — она вздохнула, а потом у неё вдруг что-то щёлкнуло в мозгу, — Бернард? Тот самый?

В ответ кивок. Она никак такого не ожидала: слышала, что члены Синедриона часто появляются на людях, но всё равно воспринимала это ошарашенно, как если бы перед ней появился Смотритель. Хотя, конечно, члену своего Совета она бы удивилась куда больше.

— Вы… — она растерянно осмотрелась, — совсем один сюда добрались?

— Мне не всегда нужно, мм, сопровождение. Я не дедушка Аднан. В этом году всего лишь, мм, сто один годик, — уголки губ дрогнули в коротком смешке, — Но сейчас я, мм, в самом деле не один.

Почти в этот же момент за спиной послышались размеренные шаги. Они приближались, и вскоре мимо Храмовой пронеслась девушка, напоминавшая приведение из-за белоснежного делового костюма, бледной кожи и длинных распущенных светлых волос. Аж в глазах зарябило. Она аккуратно села справа от Бернарда, поёрзала и уселась, сведя коленки вместе. У неё была большая пивная кружка с напитком в три слоя: белое, нежно-бурое и белое. Держала она её не за ручку, а прямо так, обхватив ладонями.

— Латте со сливками, там кухонька есть, — она мотнула в сторону старика головой, объясняясь. Голос у неё был звонкий и громкий, — Кофемашинка и… — отпила, — Всякое такое.

— Мм. Потом сделаю чай, спасибо.

— Но-но, я вам принесу, не вставайте. Вам какой? Там зелёный, чёрный, с женьшенем, малиновый, с чабрецой и ромашкой, с лимоном, с лимоном и мёдом, имбирь с мёдом…

Относительно Храмовой она села в профиль, и та сразу обратила внимание на татуировку на её правой щеке. Простую надпись в три строчки непримечательным шрифтом, чёрными чернилами.

Она едва заметно дёрнула головой: украдкой бросила на Евгению взгляд, не переставая говорить. Потом ещё раз, только задержала его подольше.

— …и монгольский с молоком, мукой и маслом.

— Мм… просто зелёный.

Сделала пару глотков латте, не сводя с неё глаз, повернулась и заговорила теперь тихо и мягко:

— Приве-е-ет. Ты женщина?

— А по мне не видно? — та выгнула бровь.

— Со спины нет.

Храмова хмыкнула и провела рукой по бритой под ноль голове. Ладонь приятно покололо.

— Ты неважно выглядишь, я тебе тоже налью, — утвердила девушка важным тоном, а потом ушла, даже не дав уточнить, какой именно чай.

Евгения оглянулась ей вслед, потом вопросительно посмотрела на Бернарда. Он тоже встретил её поднятой бровью, после чего поправил очки.

— Ох, прошу прощения. Не признал в вас леди. Очень уж у вас, мм, грубый голос, да и не обратил я внимание на вашу… м-хм.

— Спасибо.

Тем временем в гостиную вбежал Цзянь, но увидев, что ещё не все собрались — поправил расстёгнутый чёрный пиджак и дошёл расслабленно. Оставалось только ждать. Ей подумалось включить широкоэкранный телевизор, но пульта нигде не было.

На весь люкс заиграла приятная мелодия, которая была вместо звонка, и затрещал ключ в замочной скважине. Храмова от этого резко проснулась и неожиданно для себя обнаружила, что прикорнула на плече у Цзяня: тот стоически терпел. Она пробормотала извинения и села поприличнее.

Из прихожей, где для местного колорита на стене крест-накрест висели колчан и лук, вышел верзила в чёрном, а следом — низкий худощавый мужчина в синем костюме с иголочки. Поглядел на представителей от Цензората весьма недовольно — видимо, от того, что заняли диван «во главе». Он сел на оставшийся пустой диван, охранник встал позади.

Мужчина был старше Храмовой лет на десять, максимум двадцать: морщин ещё не было, но в иссиня-чёрных волосах укоренились седые пряди.

— Господа, — он очертил присутствующих рукой, — Приветствую. Гун Ганлянь, позывной «Искандер», заместитель Директора по миссии ОКОН в Восточной Азии.

Евгения отметила про себя: он представился полным именем. Расщедрился; в Коалиции, она слышала, обычно используют только позывные, особенно при контактах вовне.

— Бернард, мм, рад знакомству, — представился старик неряшливо, — Знакомое у вас, мм… Мм-хм. Помнится это вы, Искандер, встречались с Аднаном по поводу чуда в Кашгаре? В две тысячи третьем?

— Да, — коротко ответил он, опять махнув рукой, и в солнечном свете блеснул голубой камень в кольце на указательном пальце, — Благодарю, что почтили нас своим присутствием, архиепископ.

— С карьерным ростом вас. Помнится, вы тогда, мм, отвечали только за Синьцзян.

— Я Диана, — перехватила инициативу блондинка с тату, лучезарно улыбнувшись, не выпуская из рук какую-то книгу, — Мир вашему дому. Я изопсефилогиня.

— Старший научный сотрудник Храмова. Специалист по аномальной технике. Конкретнее, по теху церковников.

— Агент Цзянь, — он поправил галстук, — Дипломатический отдел, служба внешних связей, Двадцать вторая Зона. Запись веду я.

Он на показ подтянул воротник белой рубашки ближе ко рту:

— Пятое января, время десять-сорок. Тема собрания: недавняя активность Церкви Разбитого Бога в районе содержания Объекта 610. В терминологии Коалиции это… — Цзянь быстро глянул на Искандера, — в терминах Оккультной Коалиции Объединённых Наций это угроза 6201-Блэквуд-Серый, а в терминах Экуменистической инициативы…

— …Ненавидящая Плоть, — подытожил вступление архиепископ, — И этим, мм, объявляю экстренный съезд Триумвирата открытым.

Вкрадчивый, ритмичный звук. Стук-стук. Стук-стук.

Его как будто чем-то тяжёлым по голове ударили. Чувство прямо как на утро после посвята. Только вот он не пил ничего. Наверное, это от того, что спал сидя. Странно. Должен был уже привыкнуть.

Тело ритмично покачивало вверх-вниз. Стук-стук. Чух-чух?

Балдан с трудом поднял веки, взгляду предстало тесноватое купе. На красных кожаных сиденьях не сидел никто, кроме него, и на верхних полках, кажется, тоже. За окном проносились одна за другой башни элекропередач, а за ними пологие склоны, укрытые снегом. Из них торчали тонкие сосны, чем дальше от железной дороги, тем гуще.

А раз в окне купе виднелись горы — значит, он ехал на восток. Да, да, точно. Он ехал домой.

В груди неприятно заныло. Балдан полез в рюкзак, порылся немного и нащупал плотный лист бумаги. Вытащил его совсем ненадолго, просто чтобы убедиться, что это тот самый: розово-фиолетовый.

Да. Точно.

Он быстро застегнул рюкзак и кинул его в ноги.

Примерно через час, который он провёл, рассматривая цыпки на руках, поезд стал замедляться, а потом, минут десять спустя, остановился с протяжным скрипом. Горы стали ещё дальше, ближний план заняла промзона с двумя высокими промышленными трубами. По этому виду, а ещё по запаху, он без труда понял, что состав встал в Брянске¹. Или Селенгинске. Или Дружбе. Или Тресково. Он никогда не понимал, почему на картах обособляются поселения, которые друг от друга меньше, чем в километре. Эти так вообще друг с другом стояли вплотную.

Балдан решил выйти в коридор, накинул рюкзак за одну лямку — это далось нелегко, плечи словно свинцом налились. А вот головная боль уже успела пройти.

В коридоре поезда почти никого не было, только справа в дальнем конце стоял, облокотившись на перила, лысый парень в военной форме. Наверняка срочник, в начале зимы их всегда много. За окном левого борта тоже было пустовато. На перроне почти никого.

К станции Селенга Балдан испытывал очень смешанные чувства. Название красивое. На этом всё. Вокзал был чистым, но скучным — маленьким зданием со стенами из шифера и плиток, да ещё и серым. Только плитки на цоколе однотонно-красные; вместе с серым получались цвета РЖД. Самый красивый вокзал был в Слюдянке: тоже одноэтажный, но сложенный из булыжников и мрамора, с полукруглыми высокими окнами; его зелёную крышу венчал шпиль. Но Слюдянку они давным-давно проехали, ночью, пока Балдан ещё спал.

А ещё в Брянске-Селенгинске-Тресково всегда стояла отвратная канализационная вонь. Балдан всегда предполагал, что две трубы должны принадлежать фабрике по очистке отходов. От вони не хотелось сразу же блевать, как например от запаха грейпфрута, но он с трудом представлял, как местные могут так жить изо дня в день. Совсем недавно он узнал, что это не очистительный завод, а целлюлозно-картонный. От этого вопросов только прибавилось. Ни деревья ведь, ни бумага так не пахнут.

Одно было хорошо: раз это Селенгинск, значит до дома остался только час.

Точнее, то где-то от часа и шестнадцати минут до полутора часа. Он знал примерное расписание поездов между Иркутском и Улан-Удэ наизусть. Мог бы сказать точное, если бы полез в рюкзак и нашёл билет — но там среди вещей лежала фиолетовая бумага.

Её даже трогать не хотелось.

Балдан, когда умывался, всегда смотрел только на раковину, и почти никогда — в зеркало. Только если умывал лицо, что было редко. Или случайно.

Он уголком глаза заметил, что в отражении что-то не так. Мельком показалось, что у него на плечах что-то есть кроме лямок рюкзака. Какая-то накидка может? Он не обратил внимания. Ничего там не должно быть, он бы заметил.

Горло со сна было пересохшим, а воды с собой не было, поэтому он решил нарушить дорожные правила и попить из крана. Заполнил из дозатора сложенные в чашу ладони, поднёс ко рту. Взгляд снова сам собой упал на отражение.

Его кто-то обнимал сзади.

Балдан тут же посмотрел вниз, похлопал себя по плечам, нечаянно облившись водой — ничего не было. Но в зеркале он ясно видел чужие руки, кольцом обернувшиеся по плечам, и видел чужую голову, покоющуюся на левом плече. Не отводя глаз, он попытался дотронуться до чужого лица. Увидел, как рука прошла насквозь, но не почувствовал ничего. Но увидел ведь.

Он метнулся на выход и захлопнул за собой дверь.

— Говоря менее формально, — Цзянь ослабил галстук, — Вы уже знаете, что случилось вчера на Байкале?

— Инициатива не обладает такой же широкой, мм, осведомлённостью, особенно в таком отдалённом регионе мира. Пришлось положиться на ваши материалы.

Особое приглашение не нужно было, Храмова выхватила из кейса папку бумаг, подшитых красной нитью. Заглавие гласило:

Нахмурилась. Ей присылали электронную версию, она читала её в самолёте, но в той на титульнике были отцензурены количество копий и данные сотрудников. Она мимолётно пробежалась по остальным страницам, и действительно: ни следа от чёрных маркеров. Если задуматься, логично, что за заседание с важными шишками ей вручили версию, где информация представлена полностью.

Не важно, на самом деле: в электронке была замарана только география.

— Директор и Совет Ста Восьми успели дать происходящему оценку, — Ганлянь скрестил руки, — Постарайтесь объяснить, что произошло.

— Нарушение условий содержания закончилось, когда… — начал Цзянь, но Гун сразу же его прервал.

— Простите мой английский, я имел ввиду не это. Постарайтесь объясниться.

— А?

— К какой Зоне вы приписаны? — спросил он резко.

— Двадцать вторая, я уже говорил… — он вдруг растерялся, напрягся, по носу стекла капелька пота, — Храмова из Сорок пятой.

Гун осуждающе покачал головой и продолжил.

— Получается, к Тридцать восьмой вы не имеете отношения. Так или иначе, поскольку вас назначили представлять Цензорат, я прошу вас объяснить мне, почему ваши коллллеги… — он растянул слово, — ..сотрудничали с Церковью Разбитого Бога.

Цзянь аж подпрыгнул на месте и вытянулся в лице.

— М-мы не…

— Исходя из сведений, которые Цензорат передал постфактум, — он сделал акцент на слове, — выходит, что Зона 38 в течение семидесяти семи часов не просто игнорировала присутствие боевиков Церкви, но и кооперировала с ними своих солдат против угрозы Блэквуд-Серый. После урегулирования инцидента они покинули область боевых действий беспрепятственно, — он уткнул в подлокотник указательный палец, тот, что с кольцом, — Как это понимать?

— Враг моего врага мой друг, — Храмова решила вмешаться, а то агент уже стал белее Дианы.

— Не надо кидать в меня поговорки.

— Вы всё равно меня поняли. «Сведения», это отчёт об инциденте?

— Вижу, что он при вас. Не только. Нательные камеры и записи переговоров делают ситуацию ещё яснее. Руководство приказало оперативником не атаковать.

— Тогда мы с вами знаем одно и то же, просто выводы разные, — она тоже скрестила руки на груди, — Мне вполне ясно, что у Зоны не было выбора. Разлом в земле прорвал периметр обороны, в первые десять минут аномалия сожрала форпост и посёлок. Гражданский посёлок. Это уже не просто НУС, это катастрофа. Зона 38 бросила всё, что могла, на подавление прорыва, и оставила на остальных форпостах самый минимум бойцов. И они ещё должны были начать бой со вторым противником? Рассредоточить силы? Вместо этого она их объединила, потому что Церковь напала не на нас.

— Я прекрасно понимаю тяжесть ситуации и то, что конкретные боевики не проявляли к Цензорату враждебности. Что это было вынужденное сотрудничество. Но Тридцать восьмая словно забыла, что имеет дело с международной террористической организацией, деструктивным тоталитарным культом, который раз за разом доказывал неспособность к продуктивному сотрудничеству, более того — каждый раз открыто проявлял враждебность. У Зоны имелась возможность уничтожить боевиков, или по крайней мере задержать их, когда угроза со стороны Блэквуд-Серый была ликвидирована.

— Ликвидирована совсем не Цензоратом, прошу, мм, заметить, — вставил Бернард.

— Потом, — Гун отмахнулся, — Обсудим всё по порядку. Факт в том, что Зона 38 позволила им уйти.

— Вообще то мы ради этого «потом» тут и собрались, — неуверенно начал Цзянь, но настаивать не стал.

— Вы ещё кое-чего не учитываете, — продолжала Храмова, — Вы же смотрели записи: что несли почти все бойцы Зоны?

— Огнемёты, — Ганлянь ответил незамедлительно, — Да, огонь это самый эффективный способ борьбы с Блэквуд-Серый.

— Именно, и огнемётов было больше, чем обычно, потому что в этот раз Тридцать восьмая имела дело не с заражёнными, а заражением. Пули тут вообще разницы не сделают, у массы плоти нет ног, чтобы перебить стрельбой, или жизненно важных органов. Тут только выжигать. А для огня нужно топливо. Чтобы не давать Объекту распространяться, нужно было постоянно жечь, а для этого надо часть состава бросить на снабжение. Меньше сил для сражения с Церковью, больше уязвимостей. Не говоря уже о том, что у Зоны вообще едва ли было оружие, подходящее для боя.

Он сдвинул брови.

— Тридцать восьмая Зона это Милитаризированное учреждение. Я предполагаю, что её арсенал во многом состоит из огнемётов, но в такой степени, чтобы персоналу не хватило автоматов и пулемётов на боевиков?

— Персоналу-то на руки хватило бы, а на то, чтобы справиться с Церковью — нет.

Она уселась по-деловому: несколько сгорбилась, уперевшись локтями в колени, и сложила пальцы в замок. Ухмыльнулась.

— Коалиция в Восточной Азии часто сталкивается с церковниками, которые угорели по аугментации? С Часовой Ортодоксальной Церковью, с орденом Молотобойцев из Разбитой?

— Весьма редко, я признаюсь. Они активны в Западном полушарии и Европе, не здесь. Естественно, я не застал времена, когда они процветали в Корее.

— Ясно, смотрите. Церковь выслала на Байкал только самую элиту, тяжёлую пехоту, уже не киборгов, а роботов. Как думаете, из чего они себя делают? Какие металлы?

— Ортодоксы, я слышал, любят бронзу и латунь, а у Разбитой Церкви вряд ли есть сильные предпочтения, значит, железо и сталь, — он задержал взгляд на её правой руке, — Ни то, ни то не чета кевлару, арамиду или более совершенному снаряжению. не препятствие для пули. Или я ошибаюсь?

— Ошибаетесь, — она призывающе хлопнула себя протезом по ноге. Получилось больнее, чем планировалось, — Они обожают аномальные сплавы, постоянно совершенствуют составы. Стандартизированный ортодокс это ходячий танк, таких пули буквально не берут. Разве что пулемётный огонь, да, но у Зоны 38 таких объявилось штук шестьдесят. Это много.

Цзянь усиленно закивал ей в поддержку, и добавил:

— Ещё вы не учитываете наше… «потом», — он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, — Оно столько хлопот доставило, что потребовало всех сотрудников в Иркутской области и вообще в регионе. Тридцать восьмая это в основном военные, но уверен, что они тоже были безумно заняты заметанием следов.

Ганлянь лишь задумчиво кивнул.

— Действительно… Цензорат так хорош в своём деле, что иногда я забываю, что ваша цензура это человеческие усилия. И у вас, Храмова, аргумент хороший, я даже не задумывался о таком. Но вы, как и я ранее, не учитываете один факт, — он самодовольно улыбнулся, — Цензорат ведь в любой момент мог позвать на помощь нас. Что мешало позвать на помощь сильнейшего союзника вместо того, чтобы четыре дня сношаться со врагом? Коалиция перенесла бы Ударную группу из Америки, снаряжённую специальным оружием, что позволило бы вам полностью сосредоточиться на восстановлении секретности после всех событий Инцидента. Это… как же говорится… убить двух зайцев одним камнем. Не говоря уже о том, что за три дня можно было привлечь силы из других Зон.

Храмова нехорошо посмотрела на него исподлобья, потом на агента-дипломата, и бессильно развела руками.

— Ну, я проиграла.

— Это… это внутренние дела Цензората, — Цзянь нашёл мужество возразить, — Наша аномалия. Наша политика взаимодействия со враждебной организацией. Что вы вообще себе позволяете? Устроили тут… допрос какой-то.

— Да, все эти вопросы адресованы не вам двоим, — Гун пожал плечами, — Директор предупреждала меня, что Смотрители редко посылают на встречи сотрудников, принимающих решения. Допрос… естественно, лично вас двоих я ни в чём не обвиняю. Мне лишь хотелось разъяснить ситуацию, да и… люблю я спорить. Хороший был спор.

Его речь скорее напоминала монолог о наболевшем. Цзянь вымотанно простонал в ответ.

— Давайте пожалуйста перейдём к делу.

Голова от того, что она разговорилась, разболелась сильнее — хотя и не так же плохо, как раньше. Хотя бы спина и суставы отдохнули, диваны очень удобные.

Наконец-то они подобрались к тому, из-за чего экстренное заседание и собрали. Храмова слушала вполуха. Бернард и Ганлянь комментировали, Цзянь отвечал. Диана, как и Евгения, молчала, почитывая всё ту же книгу в потрёпанной жёлтой обложке. Видимо, её время высказаться тоже ещё не пришло.

«Орбитальная миссия засекла, что неопределённо сильный поток электричества возник в Греции, поднялся в верхние слои атмосферы и, в конечном итоге, ударил в Иркутской области неподалёку от Зоны 38. Именно так Коалиция узнала о ситуации»

Диана зевнула, потянулась — она носила укороченный пиджак, между ним и туго затянутыми ремнём брюками показалась полоска молочной кожи.

«Что значит неопределённо?»

Заметив, что на неё пялятся, она просто указала на журнальный столик. Храмова только тогда осознала, что перед ней всё это время стояла чашка.

«Спутники выдали маскимально возможное в их ПО значение переменной»

«Плохо…»

Евгения принюхалась к чаю: аромат приятный, будто бы хвойный. На секунду у неё проскочила мысль, что он может быть отравлен — весьма глупая, они не средневековые политики, чтобы таким заниматься. Точнее, они вообще не политики. Поэтому она отпила, и с превеликим удивлением обнаружила, что это сагаан дали.

Чай был горячий, но не настолько, чтобы обжечь. Чуть сладкий, горький, но не слишком, очень травяной — очень таёжный. Чудесный вкус; нотки одновременно полыни, земляники и мяты. Кисловатое послевкусие. Замечательно. Только откуда он тут? Ладно что сүүтэй цай на кухне есть, Хух-хото всё-таки столица Внутренней Монголии, но травяной из сагаан дали, ей казалось, вещь чисто бурятская.

«Мм, в Греции, значит, и вправду… Где именно?»

Тепло разливалось внутри, даже само дыхание стало горячим. И измотанность так сразу отступила.
Она отложила чашку — во-первых, чтобы растянуть удовольствие на подольше, во-вторых, потому что надо бы сконцентрироваться снова. Дело идёт к главному.

«Я подозреваю, что мы все уже догадываемся. На Героплексе»

Так вот как остров называется, Храмова задумчиво пожевала щёку. Ей наверняка, как она вернётся, будут тереть память, это уже явно слишком секретная для неё информация, раз она не знала этого раньше.

— Да, всё опять вернулось к Церкви. Я… слышал, что Героплекс как-то напрямую связан с Разбитым богом, — Цзянь помрачнел.

— «Как-то связан»? — Диана удивлённо наклонила голову вбок, как птичка, — Я думала, Смотрители пошлют сюда кого-то, кто разбирается в механитстве.

— Поэтому они послали меня, — Храмова подалась вперёд, — Я десять лет работаю на Цензорат и все десять разбираю церковников на запчасти. Я знаю их тех и его уязвимые места. Я соавтор магнитного оружия, которым обороняли Объект 2217. Правда, я скорее практик, а не теоретик. Специализируюсь на технике, опять же. Но сносное понимание их мифов у меня есть.

— Прекра-асно, — Диана протянула, — однако, зря, что лишь сносное, — и показательно поцокала, — У механитов технология и теология неразрывно связаны.

Храмова так же показательно закатила глаза.

Балдан постарался успокоиться. Через нос сделал глубокий вдох, наполнив лёгкие, и выдохнул медленно через рот, полез в карман джинс за чётками со ста бусинками…

Вот только их там не было.

Он сразу же проверил второй, потом карман толстовки, но безуспешно. Значит… значит они в рюкзаке. Он прерывисто вздохнул от постепенно нарастающей паники, быстрым шагом вышел из «прихожей» туалета — и врезался в грудь тому парню, ещё и на ногу ему наступил.

— Прости пожалуйста.

— И-извините…

Парень попытался пройти, но Балдан ему не дал. Быстро посмотрел ему в лицо — он кажется был даже младше него, значит, точно срочник — и отвёл взгляд. На плече у него был шеврон с сине-бело-жёлтым флагом Бурятии.

— Погоди пожалуйста.

— А-а? — он растерялся, — Ч-что такое? — и заикался?

— Я нормально выгляжу?

— Э… В с-смысле?

— На мне нет ничего странного? Я в порядке?

Парень смущённо скорчился и оглядел его.

— У тебя, э-э… толстовка м-мокрая и колени в грязи.

— Положи руку на моё плечо. На левое.

— А… — он аккуратно похлопал его по плечу, — Ты ч-чего-то хочешь? Я не п-понял…

— Нет, всё, прости пожалуйста, спасибо, — он пробормотал вполголоса и потопал дальше.

Сердце ещё сильнее заколотилось. Нельзя просто так докапываться до незнакомцев. И нельзя их трогать. Или просить их потрогать. Ужасно. Стыдно.

Балдан кинул рюкзак на столик купе. Куртка. Книжка. Вторая книжка. Зарядник от телефона, пара заколок и пара резинок, сменная толстовка, глицин супрастин ибупрофен сальбутамол _{паспорт студак} ^бумага _{к которой пришлось прикоснуться} ^{чтобы кинуть её в сторону} а дальше только дно а чёток нет

Он с размаху бросил рюкзак на пол, упал на сиденье и приложился затылком к стене раза три.

— Т-тебе плохо? Тебе п-помочь? — в дверном проёме робко показался срочник.

— Һайн, хүлисыш даа, барагби.²

— Оо, ши б-буряадаар хэл… ээ, хамаагүй. Заа, шинии юумэд… ю-юун болооб?³

Он зажмурился. Ему не хотелось ещё о ком-то или чём-то думать, не прямо сейчас.

— Би барагби, һайн даа, үгы, арил саашаа.⁴

— Ши…⁵

— Гансаб орхи, орхи!⁶

— З-заа, — раздался лёгкий скользящий звук, затем щелчок, и приглушённо, — Хүлисыт.⁷

Балдан вслепую взял какой-то блистер, ощупал трясущимися пальцами: таблетки большие, овальные, десять штук. Сойдёт, сойдёт. Он сжал блистер между ладонями, поднёс к лицу и громко на него подул — случайно получилось громко, он сам не ожидал, как издал какой-то утробный хрип. Он испуганно одёрнул руки.

— Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха, — он прошептал в пол-полголоса, уставившись в стену. Он слишком громкий, то вещи, то с тем парнем, ещё не хватало чтобы из соседнего купе кто-то пришёл к нему лезть, нет, нет-нет-нет-нет-нет.

Он перевёл взгляд на ладонь, коснулся подушечкой пальца запакованной таблетки. Приятная.

— Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха, — он шептал торопливо, вслушиваясь в звук слов, в их ритм, — Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ мама аюур бүняа зана бүсдим гүрү сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ мама аюур бүняа зана бүсдим гүрү сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ сууха. Ом дарэ дүдарэ дүрэ мама аюур бүняа зана бүсдим гүрү сууха.

Десять. Сначала.

— Ом дарэ…

Спустя какое-то время желание разрыдаться навзрыд прошло. Он замолчал, вытянул по столу руки и улёгся лицом к окну. Сразу узнал вид: широкая долина между сопок, совсем под поездом течёт Селенга, через реку по полю тянутся дорога и частные дома. До городского вокзала минут пять.

Он перевернул голову. Парень, когда уходил, тактично закрыл за собой дверь. На ней, как это свойственно поездам, было зеркало.

Балдан зарылся пальцами в волосы и всё-таки расплакался. Несильно и тихо. Слишком много всего навалилось везде и сразу, ужасный день совершенно. Последние четыре дня ужасные.

Очень много всего навалилось одновременно и сразу, но на самом-то деле это, как дядя Базар говорит, преходящее. Балдану от этого легче не становилось, но это было так. Ну побеспокоил он какого-то незнакомца, они больше никогда не встретятся. Ну потерялись чётки, купит ведь новые. Но вот это упорно не желало исчезать. Это надолго. Это останется и будет глодать. Прямо как бабушка.

Вот это было девушкой. Она его не обнимала, как показалось сперва, она за него держалась — он будто тащил её на спине. Вот только он сидел, поэтому её тело уходило куда-то вниз сквозь сиденье. Он попытался коснуться её, сначала аккуратно, потом схватить за голову, но снова не почувствовал ничего, и она не отреагировала никак.

Её глаза были закрыты. Лицо, застывшее в напряжении, со сведёнными бровями и поджатыми губами, не двигалось.

— Шамтай юу хэхэеэ-э-э,⁸ — он сказал, устало двигая губами, — хожом шиидэхэ-э-эб.⁹

Надо вещи обратно сложить.

Он нажал на звонок, с обратной стороны двери донеслось «дзы-ы-ынь». Топот. Глазок моргнул светом. Дверь открылась.

— Привет? Ты… вы приехали уже? — мужской голос, — А чего не позвонили?

Балдан принялся за обувь. Мужчина, высокий и худой, с острым лицом, выглянул за дверь.

— Ира в магазин зашла? — он спросил, но, не дождавшись ответа, посмотрел на сына, — Ладно… я только сел есть. Наложить?

Балдан кивнул. Он сразу пошёл на кухню, кинул рюкзак под стул. Перед ним поставили тарелку с золотистыми пельменями, но он не спешил кушать, только беспокойно закручивал волосы. Губы дрожали.

— У тебя гваза крашные — тот покачал в его сторону вилкой, уже набрав в рот пельменей, — Иштерика быва?

Балдан кивнул.

— Ещё жинсы гряжные. Ты что, на жем…

— Бабушка умерла, — он наконец пискнул.

Мужчина сплюнул в тарелку.

— В смысле?!

Балдан протянул ему через стол свидетельство. Плотное, неприятное на ощупь, фиолетовое. Мужчина растерянно пробежался по нему глазами.

— Это же… ты… ты почему не позвонил? Если она… уже четыре дня прошло… — он не был зол, к счастью, скорее напуган.

— Телефон потерялся.

— Я… — он с громким стуком убрал вилку, даже не протерев от масла, — Я сейчас… позвоню бабушкам. И в морг. Позвоню в морг, да. Да. Спрошу.

И отец ушёл. Снова навернулись слёзы, но это была не истерика, а грусть, поэтому он не сопротивлялся.

Ужасно. Ужасно. Ужасно.

— Но, шибко сносное? — Диана закинула ногу за ногу.

— Героплекс… — она покрутила название на языке. Как-то оно совсем не по-гречески звучит, — Там находится Объект 2217. Это пляж, где песок от удара молний всегда спекается в механизмы. Бывают отдельные детали, бывают сложные машины. Рабочие. Пляж классифицировали как вероятностную аномалию, потому что всё возникало естественным путём.

— Но вы ведь знали, что остров связан с Церковью?

— Конечно, к ним туда каждый сезон собирались паломники. С калашниковыми, — она буркнула.

— Согласно механитским писаниям, это не просто святое место, — Диана важно кивнула, — Героплекс это одновременно аналог и Синая, и Святой Святых.

— Можно не выпендриваться?

— Простите, не хотелось задеть тебя, — она хитро улыбнулась, — В общем, в Книге Обрядов говорится про место где-то в Океане, где молнии это божий молот, земля это наковальня, а песок — слиток. Остров, где Разбитый бог творит чудеса, где проявляется его воля и где он присутствует. На котором зародилась Церковь. Всё указывает на то, что Кузницей является Героплекс.

Цзянь сделал невероятно глубокий вздох и принялся развязывать галстук.

— Правильно понимаю, мы имеем дело с божественным вмешательством?

— Ну да, похоже на то, — Диана закивала.

Небрежно брошенные слова повисли в тяжёлой тишине.

— Как Разбитый бог может во что-то вмешиваться, если он мёртв? — Храмова забарабанила пальцами по чемоданчику, металл об металл, — Он последний раз оживал в пятидесятых в Корее. Коалиция его взорвала, а Цензорат растащил труп. Если бы связанные Объекты выкрали или ещё что, нам с Цзянем бы сообщили. На Героплексе все эти годы была ещё одна деталь?

— Отнюдь, видишь ли… — она подпёрла подбородок рукой, пальцы легли на татуировку. Евгении подсказывал контекст, что это цитата из Библии, — Сейчас устоялся теологический консенсус у механитов, что Разбитый бог разбит натрое. Тело физически на детали, на отдельные аномальные объекты. Разум разделён между человечеством, поэтому в каждом из нас, они говорят, есть частичка бога. Типичная гностическая идея. А душа? Разбитая церковь заявила пару лет назад: она витает на Героплексе, целая и невредимая. Остальные конфессии с ними согласились.

— Так вот почему… — она скорчилась, — Вот почему 2217 был им так нужен. И почему они собачиться перестали и сошлись. Ради души их бога.

— Единая Церковь Разбитого Бога, какая ирония, — просмаковал Бернард, — Да, отнятие Героплекса от Цензората было, мм, поводом для объединения, но причина далеко не в этом.

— Мы уверены, что это единственное объяснение? Это не может быть паратехнология? Герметика? Другая аномалия? Что за бред вообще, какая душа бога?

— Я чисто из здравого смысла сомневаюсь, что у какой-то из церквей есть техника, способная на такое. И мы точно знаем, что вчерашнее связано с 2217. Разбитый это точно божество, я уже упомянула Объект Максур.

— Я же рискну сказать, что такой эффект невозможно повторить оккультной методологией, — Ганлянь заговорил, — Я имею ввиду исцеление людей от Объекта 610. Говоря честно, это было главной причиной, по которой Директор выбрала меня сегодняшним представителем.

— Вы разбираетесь?

— В 2014 году Цензорат обратился к Коалиции в поиске способа вылечивать заражённых, — начал он, откинувшись на спинку, — Именно так мы ознакомились с параугрозой. Совпало, что лучшие медики Наций принадлежат Восточноазиатской миссии, и что с точки зрения логистики и географии это самый удобный вариант. Я лично участвовал в проекте.

— Четырнадцатый… — прошептала Диана.

— И? — агент беспокойно тряс ногой.

— Мы не добились значительных успехов. Я не буду вдаваться в подробности, если вы позволите, но могу сейчас же предоставить вам записи.

— Давайте.

Охранник протянул ему папку, Гун взял её, не оборачиваясь. Храмова только сейчас обратила на него внимание — он вообще не участвовал в диалоге, до сей поры стоял позади Ганляня как статуя. У него было непримечательное европейское лицо с очень редкими, почти отсутствующими бровями. Никаких эмоций он не показывал.

— Я проведу аналогию с раком, она тут более чем уместна. При заражении Блэквуд-Серый потенциал к новообразованиям имеют сразу все ткани, поэтому адекватное лечение невозможно. Разряд же не просто устранил злокачественные опухоли, он излечил клетки с повреждённым геномом. Хотя он и не помог заражённым, у которых опухоли заместили жизненно важные органы или хуже того. Судя по отчёту, среди исцелённых не опознали ни одного человека из Намагтая. Неудивительно, раз поселение было поглощено в первый час инцидента.

Храмова напряжённо вздохнула. Она впервые прочитала о 610 вчера ночью, и ни один новый факт ей решительно не нравился. Тревожно становилось от мысли, что нечто настолько ужасное может находиться в одной области с…

Осознание вдруг ударило ей под дых.

— И тем не менее, Цзянь, вы правы, — продолжал Ганлянь, — Нельзя исключать другие варианты. Потребуется тщательное расследование на месте. Я вышлю в Тридцать восьмую специалистов.

Ни одного человека из…

Из Намагтая?

Она скомкала листы, пытаясь достичь самых первых страниц.

— Почему Объект 2217 начал действовать только сейчас?

— Как я уже хотелось мне, мм, сказать, причина…

— Намагтай? — наконец-то выдавила она, прервав архиепископа.

— Да, — Цзянь к ней повернулся, — Это был гражданский посёлок неподалёку от Карантинного периметра А. Какое-то нерусское название, монгольское, что ли? Раз граница рядом.

Намагтай.

— Ну в России не только русские живут, тем более в Сибири, — Диана закивала, — Я как-то читала книгу про Байкал. На местном наверно правильнее говорить Намагтээ. Ну как Бээгал.

И вправду он.

— Нет, мы говорим… — она запнулась, во рту будто пересохло, — мы говорим Намагта-й, так…

Храмова встала на ноги. Цзянь поймал папку, чтобы та не упала.

— «Мы»? — Диана переменилась в лице.

— Я сейчас вернусь.

По пути она вдарилась в столик, залив его, ковёр и штанину чаем, но едва ли это заметила.

Она помассировала пальцами глаза, металлический холодок протеза и ледяная вода из-под крана немного привели её в чувство.

— Блять. Блять, блять, блять.

— Ты… ты в порядке? — раздался дрожащий голос, растерявший всю игривость.

Она обернулась. Диана стояла в двери.

— Я нихуя блять не в порядке.

Диана помедлила со следующей фразой, уже приоткрыла губы, но вместо слов только беспокойно выдохнула. Взгляд метнулся в сторону.

— Я скажу остальным, — она говорила медленно, осторожно подбирая слова, — что ты скоро вернёшься. Они… поймут. Ситуацию.

После — быстро ушла, едва ли не убежала. Храмовой хотелось её окликнуть, но слова встали поперёк глотки. Зачем? Это её проблема. И так заседание прервала. Сейчас не время для вот этого. Она на работе, в командировке, куда её назначили сами Смотрители, это самое ответственное, что ей поручали, и…

Евгения не понимала, капают у неё из носа слёзы или рвота. В ушах стоял отдалённый шум. Она с трудом осознала, что сидит на полу, перед лицом у неё унитаз. Во рту и за переносицей жгло как в аду, она со вчера ничего не ела, и вытошнило её в основном желчью.

— Храмова? Храмова!

Её сначала приобнимают за плечи, потом мягкие ладони ложатся на щёки и поворачивают к себе. Это Диана, кто ж ещё.

— Евгения? — девушка смотрела ей в душу широко открытыми карими глазами, её голос опять дрожал. У неё такие тёплые руки.

— Мне получше.

Евгения встала. Утёрлась рукавом рубашки и пошла к ванной, умыться. Заметила в зеркале Цзяня, он неловко стоял за дверным проёмом и обеспокоенно на неё глядел.

— Простите, — она промямлила, утирая глаза, — Прервала заседание по пустякам. Меня долго не было?

— Мы не поэтому пришли, — Цзянь мямлил в ответ, — Пойдём.

Шум был не у неё в ушах: на весь номер гремела речь на китайском, говорила женщина, и по одной лишь интонации она поняла, что это реклама. Телемагазин. Ганлянь там включил телевизор от скуки? Цзянь шёл впереди, он одним движением сбросил на пол пиджак и достал из наплечной кобуры пистолет.

Когда трое оказались перед порогом гостиной, речь оборвалась, пропала в белом шуме. Помехи сменила тишина. А её — вкрадчивый голос, нежно рокочущий, будто внутренности часовой башни. Не поймёшь, мужской или женский. Даже так, несмотря на чуждость, у постороннего проскальзывал более чем человеческий акцент‌: good он произносил как куд, а but как пат.

Агент бросился занавешивать панорамное окно, крикнув, что лучше спрятаться за диванами. Ганлянь достал телефон и приложил к уху. Бернард не двигался, пристально смотрел на телевизор.

— М-мм… Рафаил Бом Ён Рён собственной персоной. А как иначе.

Храмова пожала плечами и уселась на пол, прислонившись спиной к дивану Ганляня. У неё не осталось душевных сил на удивление.

У дважды главы Церкви было утончённое скульптурное лицо на античный манер. Умиротворённая маска с закрытыми глазами, вытесанная из мрамора, испещрённого чёрными прожилками. Лицо было поделено на сегменты: те, что содержали брови, повернулись и чуть поднялись, но все сегменты ниже глаз чуть сдвинулись вниз; под сегментами мелькнуло серебро. Обеспокоенное выражение, должно быть.

— У нас нет связи, значит неподалёку находится глушилка, — Ганлянь разочарованно покачал головой, отложив телефон.

— База тоже не отвечает, — Цзянь бросил через плечо, закончив со шторами, и подбежал присесть рядом с Евгенией.

— Так как мой сигнал прервался, к нам скоро прибудет экспертная группа. Можете не переживать, мы в безопасности.

— А говорил, что хочет коротко, — Храмова качнула на телевизор головой.

— Мы просто будем его слушать? Убегать, нет? — нервно прошептала Диана, присев перед столиком.

— Чё бы нет. Что нам ещё делать?

Диана метнулась взглядом к ней, поджала губы и вместо этого обратилась к Бернарду:

— Вы бы сели на пол, вдруг у них правда снайперы.

— Я потом, мм, не поднимусь.

— Охраннику бы тоже спуститься, прямо у окна стоит, — Храмова махнула рукой на верзилу.

— Это… это не охранник, — у Цзяня был леденящий тон.

— Точно, — Ганлянь постучал пальцем по виску. Камень в кольце блеснул, — Достопочтенный граф Вине, я отдаю тебе Игоря. Где находится глушилка, которую сейчас использует Разбитая церковь?

У верзилы закатились глаза.

— Шестнадцатый этаж, тридцатый номер.

Он упал замертво, громко ударившись черепом о пол. Цзянь вздрогнул. Ганлянь растянул улыбку.

Дверь в номер вдруг выбили с размаху, но Храмова не увидела, залетела к ним кавалерия из Коалиции или боевики, потому что безучастно пялилась в экран. Наверное, никто кроме неё Бом Ён Рёна не слушал, и то она это делала вполуха. Как-то плевать уже было на всё.

Общий мир. И вправду. Один-единственный. Невероятно тесный.

« Пролог |  ТЕХНОТЕОЛОГИЯ  | Глава 2 »