SCP Foundation

…

Д-р Таддеус Жанк откинулся в своём кресле, таращась в потолок и до боли желая найти хоть одну радиостанцию, которая не проигрывала эту ужасающую праздничную мелодию. Рекордный снегопад в канун рождества. Как же, блядь, оригинально. Его уже тошнило от каждого одержимо улыбчивого мимопроходимца. И вот он уселся в своём полуосвещенном кабинете, потирая глаза и самостоятельно не веря, но надеясь, что всё скоро закончится своим чередом.

Команда скрылась в задней части объекта, держа с собой проводной передачик:

— Альфа, один-ноль, подтвердите соединение.

~ Вас слышно отлично. Соединение установлено.

— Прекрасно. Вы видите кого-то из двоечек?

~ Никак нет. Данные со сканера подтверждают, что они все на пиру.

— Хорошо, — ответил Тад. — Начинайте по моей команде.

Согласно его расчётам, это был самый спокойный из возможных канун Рождества в Зоне 17. Но спокойствие не лекарство от просочившихся в голову воспоминаний. И несмотря на гору бумаг, требующих поиска их решения, вряд ли он сегодня притронется к работе. Глаза Тада медленно поползли вверх по полочкам картотечного шкафа и остановились, пробивая дыру на самой верхней — там, где, насколько он знал, лежала ожидающая его спасительная бутылка коричневого пойла (скорее всего сегодня там был ром).

— … К чёрту.

В его кармане лежали ключи, вскоре оказавшиеся в его руке и ещё скорее в замочке, и тогда на его столе явилось наличие бутылки и отсутствие бокала. Он откинул туфли, растянул ноги на столе, откупорил пробку и отпил, наблюдая за продолжавшимся, собирающимся в кучи снегопадом.

— ЛЕНЧИТ! ЛЕНЧИТ! ОТВЕТЬ МНЕ!

Ничего.

— МАРКИН?! ТОЛСКИН?! КОУЛЕР?!

Объект начало трясти. Тад мог поклясться, что краем своего восприятия видел, как фигуры на лицевой стороне начали… смещаться. Не двигаться, а именно меняться, раз за разом, между их тремя различными версиями.

— Д-р Жанк! Их больше нет! Убирайтесь отсюда! — кричал ему в затылок Кремль. Ревела аварийная сигнализация. Переборка плавно закрылась.

— Найдётся местечко и для меня?

Тад взглянул в сторону дверного проёма и оказался немного (но не сильно) удивлён увидеть постороннего человека, который выглядит в точности, как он сам. Он усмехнулся и покачал головой:

— Самое спокойное 24 декабря из всех возможных?

— Есть такое… — Ответил вставший у двери Жанк. — Забавно… из всей вечности парочка меня выбрали один и тот же день.

— Рано или поздно, должно было где-то случится, — Тад отковырял пробку маленькой бутылки и подбросил в руки Жанку. — Вытащи табличку и закрой дверь. У нас тут рекордный снегопад.

~ Активирован протокол изоляции. Лаборатория будет заперта через 10 секунд. Всем сотрудникам Фонда следует немедленно эвакуироваться.

Всё помещение стало быстро моргать, при этом совершенно не меняясь, из-за чего у смотревшего на это Тада очень, очень сильно закружилась голова. Настолько быстро, насколько позволяли его ноги (то есть не особо), он бросился к закрывающейся двери.

Гром звука и света сообщили о треснувшей лицевой стороне объекта. Семьдесят пять часов дробления сверлом из твердосплавного алмаза ушло только ради какого-то образца минера, и вот тут у Тада на глазах вскрылась трещина шириной в его большой палец.

Изнутри выступило существо. И Тад видел. Видел очень отчётливо.

Жанк выполнил просьбу и приземлился на край стола, отпивая большой, долгий глоток полученного рома:

— … Слушай, сколько тебе лет?

— Ты не знаешь?

— Не помню, так что… нет. Уверен, мне больше не требуется это объяснять.

Тад закатил глаза и вернул бутылку:

— Не уверен, какой в этом толк, — Ещё один тяжёлый глоток. Напиток ощущался обжигающим, заполняя горло солёной гадостью, но завершение было таким приятным, гладким, точно меласса и имбирь. Он посмотрел на часы, а затем на свой внутренний хронометр, быстренько подсчитал и ответил. — … Мне будет семьдесят пять в ближайшие четыре дня.

Кивнув, Жанк вытащил стул из забытого угла и повторил позу своего двойника… это просто выглядело естественней, не так сильно сбивало с толку.

— Мне будет восемьдесят два в то же время.

— Правда? Не ожидал, что я держусь так хорошо. А ты уже возвращался домой, чтобы обновить… — Тад не очень ясно обрисовал рукой своё туловище, — ну, что-нибудь из этого.

Жанк покачал головой:

— Ты же знаешь, что среди этого больше нет "этого".

Он бежал дальше по коридору, пока они кричали. Пока они вышибали себе мозги. Пока они срывали собственную плоть. Он бежал мимо ревущих сирен. Он старался изо всех сил не слушать бессвязный рёв, раздававшийся по интеркому. Вместе с ним бежало ещё примерно пятнадцать человек, не менее убеждённых в намерении валить отсюда несмотря ни на что, пока не сломалась труба и предназначенный для исполнения протокола изоляции горячий металл не расплавил их лица.

А он продолжал бежать. Ведь это то, что он видел и то, что было верным.

— Верно… — сказал Тад. — спасибо за это, — Он отпил ещё один шот и резким движением приземлил бутылку на стол.

Между ними повис момент тишины. Снег безмятежно стекал вниз, освещенный сернисто-оранжевым сиянием на парковке за окном. Тад не сомневался, что если бы хорошенько навострил уши, то сумел бы это услышать.

— Забавно, — наконец заговорил Жанк. — Есть столько цифр, строжайших теорий, и всё ещё нет объяснения мгновениям таким, как эти.

— Сейчас та самая часть, где повзрослевший и вобравший мудрость я объясняет мне на пальцах какой-то секретный ключик, раскрывающий всю суть боли в 24 декабря? И тогда, после твоего ухода, склонюсь над столом, предав его весьма долгим рыданиям, что я откладывал все эти 30 лет, потому что "рождественское чудо" или какой-нибудь другой ослиный помёт?

Жанк обеими руками потёр переносицу:

— Нет… Это та самая часть, где я говорю тебе, что если б только захотел, то больше никогда не пришлось бы испытывать 24 декабря снова. До тех пор, пока сам не будешь готов.

Тад бросил на своего двойника взгляд, полный ненависти ТОЙ САМОЙ звезды.

Жанк непоколебимо продолжил:

— Вот и пришли.

Впереди уже были спасательные капсулы, предназначенные для спасения лиц класса A и класса B на случай, если что-то настолько нелепое могло произойти.

Вдруг, в лицо Тада прилетел удар от мужчины с монтировкой. Совершенно ожидаемо, но без возможности среагировать. Видеть не значит предотвратить. Поезд уже не свернуть. Пятнадцать секунд, и мужчина успел отковырять собственные глаза.

Тад видел звёзды. Он поднял руку, чтобы заблокировать очередной удар. Лучевая кость Тада сломана, но титановая локтевая кость держалась особняком. Он выхватил лом, вмазал безглазому придурку и, полуслепой, истекающий кровью побежал дальше по коридору.

Должна была остаться всего одна капсула.

— У меня есть дела поважнее, — упрямился Тад.

— С тем же успехом ты мог бы их сделать в Стамбуле 18 века или где-то в 30 веке на Марсе, — возразил Жанк.

— Я передумал. Проваливай отсюда.

— Чтобы ты мог и дальше одиноко напиваться до одури в канун Рождества? — спросил Жанк.

— Да, именно так, — Тад уже не обращал внимания на собеседника, и потому он оказался шокирован, потянувшись за бутылкой и схватив один воздух. Он ударил кулаком по столу с такой силой, что тот подпрыгнул:

— МОЖЕТ ТЫ…

— НЕТ. — сказал Жанк, сделав скромный глоток. — Нет. Я совершенно точно не собираюсь позволить тебе сидеть тут в темноте под ручку с собственными демонами.

От силы, с которой Тад сжал челюсть, зубы стали искриться, и он сжал её с ещё большей силой, говоря через тончайшую линию между губами:

— Почему?

Взмыв над городом, он узрел то существо. Гигантское. Прекрасное. Ужасающее.

Оно видело. Оно видело, как и все остальные. Несомненно, они видели очень хорошо.

Многие из них оказались разбиты под ним. Некоторые остались сражаться с разбитыми и сохраняли невинной невинность до самой последней минуты, которая, они и сами знали, их настигнет. Некоторые, держась за руки, крепко обнимали своих возлюбленных. А Некоторые утёрли нос забвению.

Таддеус Жанк сбежал.

Позже он бы сказал, что запаниковал, как и многие другие.

Но это была не паника. Его даже там не было. На том месте, где должен быть разум, была лишь холодная и беспристрастная материя в пути на рельсах судьбы.

— Потому что ты в этом не виноват, — наконец-то ответил Жанк.

Тад вдруг ощутил в своём теле нечто очень… очень странное. Словно внутри внезапно лопнул шарик, наполненный в то же время чем-то тёплым и холодным. Его взгляд окутал туман. Жанк продолжил:

— Я пришёл сюда, потому что произошедшее было… — Жанк остановился в поиске подходящих слов, но ничего не подобрал. — … Я пришёл, чтобы выразить почтение. Потому что после долгих разговоров с д-ром Глассом…

Эмоциональное отровение Тада было прервано беспорядочным смехом. Напиток уже начинал заливаться в пазухи, но он был готов держаться за маску вменяемости до последнего.

— Заткнись и слушай меня. Послушай СЕБЯ. Это больше, чем мы. Мы лишь маленькие колёса в этом механизме, если нас вообще можно назвать колёсами. Тот факт, что ты можешь видеть это, не значит, что оно твоё!

— Ну и что?! — возразил Тад, грубо выхватывая бутылку из рук двойника. — Ты предлагаешь сидеть и ничего не делать, пока причинно-следственная связь разваливается к чертям? Видел ли ты голое настоящее? Ты вообще пытался?! Кто-то уж должен что-то с этим сделать!

Жанк, сделав глубокий вздох, протёр свои очки:

— Я знаю… И ты поймёшь, — Он встал, выхватил бутылку из обомлелых рук Тада. Сделав один лёгкий глоток, вылил всё остальное на пол. — Но это слишком тяжело для тебя. Однако, чем быстрее к тебе придёт осознание, что ты не единственный, кто способен понять это, тем лучше станет этот мир, — не опустив взгляд, Жанк достал из кармана клочок бумаги и начал набрасывать форму.

Он видел это, но не знал и не чувствовал. И вместе с тем, как стена света летела к нему, что он уже видел, Тад, вероятно, назвал бы себя трусом.

Ладно, спасибо за ваши сомнительные нотации, Г-н Призрак из Рождества будущего. Я удостоверюсь в том, чтобы отправить Диккенсу ваши…

… Но времени не было.

Тишина. Здесь уже некого отчитывать. Двойник ушёл, оставив лишь следы мокасинов на растёкшемся по полу напитку. Снова один, без возможности поговорить даже с самим собой, Таддеус Жанк поднялся, положил табличку в карман, прошёлся по череде коридоров к парковочной площадке. Холодный воздух снежной ночи ощипал его нос, и, на секунду, ему привиделся некий рисунок, созданный среди кружащихся снежинок, проносящихся средь опор фонарей. Но здесь не было никакого рисунка. Ничего более тихого шёпота ветра, льда и красоты в простом и случайном.

Когда зазвонил телефон, он ответил, постарался себя отрезвить, и сел в машину.

После всего, первым, что он ощутил, была жизнь и неспособность видеть. Ну хоть что-то.