SCP Foundation

Ржавые двери часовенки со скрипом отворились, и Роберт Бамейро шагнул внутрь. Верховный иерарх Церкви несколько раз глубоко вздохнул, принимая подобающий вид после долгого пути. Но взгляду его предстал вовсе не тёмный обезлюдевший зал, заросший паутиной. Пыль кто-то вычистил, а вокруг алтаря горели свечи, тускло освещавшие помещение.

Под алтарём стоял коленопреклонённый силуэт — видимо, молился. Наверное, безмолвные молитвы так увлекли его, что он не двигался вовсе. По мерцающей в свете свечей мантии струились длинные волосы. Слышалось негромкое, басовитое гудение.

Бамейро встревожился — в часовне не должно было никого быть; сам факт её существования был известен только доверенным лицам, а незваный гость не казался знакомым. Но гудение придавало уверенности, установленный механизм до сих пор работал. Бамейро явился один, без приспешников и помощников, но здесь были и другие средства защиты.

Он затворил за собой дверь, а молившийся поднялся на ноги. Движение было столь естественным, словно гость нимало не был встревожен и с самого начала ждал прихода Бамейро. Тот же ещё раз напомнил себе, что это была его территория, его место, и бояться здесь было нечего.

— Кто это? — спросил Бамейро властным голосом, поставленным за долгие годы практики во главе Церкви. — Тебе здесь не место.

— Разве это не Божий дом? — голос собеседника отдавался потусторонним эхом, но оказался неожиданно ласковым.

Слова его были верны — на алтаре возлежал сложный механизм из стали и латуни, скромное подобие божества Церкви. Оглядев его ещё раз, Бамейро заметил, что механизм недавно смазывали. Некогда ржавые и грязные детали теперь сверкали полировкой.

Хм, тоже последователь Разбитого Бога, подумал Бамейро. Ему это показалось обнадёживающим — после недавнего провала ему было приятно, что рядом находится кто-то из единоверцев. Он ощутил чуть больше уверенности в себе.

— Конечно, но вы должны понимать, что это место для личных встреч. — Он подумал немного и добавил: — Мне приятно видеть того, кто продолжил верить после недавней неудачи, но я вынужден попросить вас удалиться.

— Неудача. — Повторил незваный гость. Он всё ещё даже не шевелился. — Так вы это называете?

Бамейро почувствовал прилив разочарования. Как будто ему было недостаточно того, что дело всей его жизни пошло насмарку.
— Слушай, у меня нет времени на всё это, и я не позволю тебе осквернять своими словами нашу Церковь или Бога. Ты хоть знаешь, с кем ты говоришь?

— Я доподлинно знаю, кто вы такой, «отец», — ответил ему всё тот же бесстрастный голос.

Бамейро, рассерженный безразличием странника, сделал несколько шагов вперёд. Но через несколько секунд отшатнулся, так как пламя свечей теперь намного лучше освещало фигуру. Волосы оказались невероятно тонкими нитями из железа или стали, которые отражали колышущиеся огоньки свечей. Чёрное одеяние странника скрывало не кожу, а полированную латунь.

Бамейро задержал дыхание от удивления. Земля будто ушла у него из-под ног. В этот момент странник встал с колен и обернулся, чтобы посмотреть на него, и Бамейро наконец понял, на кого он смотрит.

Он вовсе не был человеком. Он был автоматоном, чудом механики. Даже при таком слабом освещении невозможно было упустить ни малейшей детали. Латунь, из которой состояла его кожа, скрывала под собой сложнейший механизм внутри, а все шарниры были подогнаны идеально. Его лицо было самым человечным из тех лиц автоматонов, которые Бамейро когда-либо видел. Глаза были похожи на кристаллы, они могли вращаться и даже моргать. Бамейро с ужасом осознал, что гул, который он слышал, исходил вовсе не от механизма, помещённого им сюда много лет назад, а от существа из металла, которое сейчас стояло перед ним.

Неужели это когда-то было человеком? По сравнению с этим совершенным существом аугментации, предлагавшиеся его Церковью, выглядели грубо, неуклюже и даже по-варварски.

— Невозможно. — Голос Бамейро дрожал.

Но автоматон проигнорировал это.

— Ты хоть понимаешь, что натворил?

— Нет, послушай. — Бамейро запинался, пытаясь собраться с мыслями. — Я, я не знаю! Это чудо, ты сам — чудо! Мы с тобой, ты и я, сможем вновь поднять Церковь с колен. Люди вновь уверуют.

— И это для вас Разбитый? Орудие в руках Церкви? — Голос автоматона оставался таким же монотонным и бесстрастным. Он ничего не выражал, но глаза сосредоточенно смотрели на Бамейро.

— Это была всего лишь ошибка, ошибка, которую можно исправить! — Голос Бамейро давно потерял свою властность. Она уступила место трепету и отчаянию. — Присоединись ко мне, и мы сможем вновь построить бога.

— Хватит. — Автоматон закрыл свои глаза, будто почувствовав боль. Он схватился за грудь, будто пытаясь удержать что-то внутри. — Всё, что ты делал, причиняло лишь страдания и боль. Даже сейчас я чувствую плач страдающего Разбитого — более Разбитого, чем когда-либо. Ты когда-нибудь хоть сможешь понять, что ты сделал?

— Подожди, ты должен понять, я… — Вновь попробовал заговорить Бамейро, но другой голос прервал его.

— Можешь не продолжать, Пророк. Этот человек глуп, он не знает, во что вмешивается. — Это был другой механический голос, на этот раз более твёрдый и грубый.

Он обернулся и увидел двух других людей, вышедших из мрака тени. Его глаза расширились, когда он увидел другого автоматона в красных одеждах, более тяжёлого и примитивного. Теперь создатели, если они и были, не пытались скрыть металлический череп и часовой механизм под ним, что давало ощущение больше мёртвого, чем живого существа. На её голове сзади были закреплены тяжёлые металлические цепи, а на лице выделялись острые зубы, обнажённые по причине отсутствия губ. Из отверстий для глаз смотрели два механизма с диафрагмами. Но смотрели они не на Бамейро.

Мужчина стоящий рядом с ней, был очень высоким и тощим. На нём был чистый белый костюм. Он состоял из плоти и крови, но всё же распространял какую-то сверхъестественную ауру. Возможно это происходило потому, что на его лице застыло пустое выражение, а глаза не моргали. Он казался менее живым, чем два автоматона из бронзы и стали.

Через секунду Бамейро заметил, что вместо одной руки у автоматона-женщины было стальной клинок, а потом он понял, что она подняла его и начала приближаться. Он издал тихий стон, похожий на скуление.

— Мы не можем привлекать к себе лишнего внимания. — Сказал мужчина ей. — Подвал этого здания должен подойти.

— Нет. — Пророк поднял руку, чтобы остановить их. — Мы здесь будем его судить, а не казнить.

— Судить?! Нет. Нет! — Заорал Бамейро, когда злость поборола в нём страх. — Это моё место, моя часовня! Да будь вы хоть кто, и хоть как вы думайте о Боге, как вы посмели такое удумать! Я Роберт Бамейро, уничтожить чужаков!

Когда он прокричал команду, механизм, который он спрятал здесь, один из многих в этом здании, издал громкий скрежет. Затем началось тиканье, одна шестерня привела в движение другую — несмотря на долгие годы простоя и слой ржавчины, он всё ещё работал. Это было самым лучшим его изделием и, конечно же, он оставил его для себя.

Стены раздвинулись, и начали приводиться в действие все спрятанные ловушки. Отсюда выберется живым только он — даже тела из стали и латуни не смогли бы этого всего выдержать. Это был хором тикающих механизмов и песней пара, будто машина триумфально отвечала ему.

Но внезапно она остановилась. Вновь установилась тишина, нарушаемая лишь гулом автоматонов.

Он заметил, что женщина уставилась на части машины, которые показались из-за стен. Каким-то образом он понял, что не его машина сработала неправильно, а она заставила её остановиться. Она вновь обернулась и посмотрела на него, и он почувствовал лишь презрение, исходившее от неподвижного металлического лица.

Она взяла Бамейро за воротник. Пророк кивнул; второй человек продолжал наблюдать и ничего не делал.

— Нет! Вы не можете этого сделать! — Прокричал он, впадая в безумие. — Мы все последователи Разбитого Бога, не правда ли? Я могу вам помочь, мои последователи могут вам помочь. Да, мои последователи, они всё ещё доверяют мне, лишь мне! Вы не можете просто перехватить власть, Церковь впадёт в хаос. Но я могу помочь вам, не надо этого делать!

Женщина недовольно выпустила струю пара из своего рта. Но, несмотря на это, она остановила лезвие. Бамейро начал уже надеяться, что его оставят в живых, ведь Пророк, казалось, тоже задумался над его словами.

— Я могу кое-что предложить, — сказал человек в костюме. — Полное превращение почти неизвестно среди последователей Церкви. Любые физические и умственные изменения могут быть объяснены просветлением Божьим. Можем так последователям и сказать.

Вновь наступила тишина. Бамейро вновь передумал, прокрутив в голове все возможные варианты и поняв, что вытекает из его слов.

— Нет… нет. Нет! Вы не можете этого сделать! — Голос Бамейро повысился от шёпота до отчаянного плача.

— Возможно ли это? — Спросил Пророк.

— Должно сработать, — сказала женщина. — Вам, в конце концов, нужно было принять какую-то личность.

— Отлично.

— Нет, нет! Я Отец Роберт Бамейро, глава Церкви! Я построил Бога! — Но он уже не был тем, кем себя называл.

Роберт Бамейро подошёл к алтарю и вновь встал на колени. Его длинные серебряные волосы блестели от свеч. Двое смотрели, как глава Церкви давал свою клятву Богу; человек, теперь потерявший своё имя, плакал и умолял его пощадить, но его никто не слушал.

— Я, Роберт Бамейро, — сказал он механическим монотонным голосом, — клянусь возродить Разбитую Церковь и построить Бога такой, какой она должна быть.

— И пусть Плоть будет сломлена, — сказала она.

— И пусть Бог будет собран, — сказал он.

Бамейро кивнул, когда оба поклонились ему.

Безымянного священника утащили вниз, в подвал часовни, которой он когда-то владел. Он всё ещё вопил и трясся, выкрикивая имена Бога. Женщина не обращала на него никакого внимания, а двое мужчин молча наблюдали. Священник выкрикивал молитвы Разбитому, которые вскоре превратились в проклятия. Вскоре вопли прекратились, но крика не последовало.

— Мне нужно будет заботиться о Её частях, — сказал человек в костюме, — мне пора уходить; они могут заметить моё долгое отсутствие.

— Конечно, доктор.

Когда шаги обоих людей, вышедших из часовни, затихли, Бамейро вновь остался один. Он встал на колени у алтаря, закрыл глаза и вновь начал молиться.