— Я… я думаю, нам надо развестись.
Элль ушам своим не поверила. Был только пятый день, как они с Джонатаном прилетели из Перу — там они провели пятидесятую годовщину свадьбы. Три дня они шли пешком до Мачу-Пикчу — и увидели, что с их медового месяца там ничего не изменилось. Они даже занялись сексом в том же лагере — и все было почти так же, как тогда, поскольку перед поездкой оба успели прихорошиться. Это было почти идеальное повторение того отпуска, что они провели пятьдесят лет назад. Словно ничего и не изменилось. В некотором смысле ничего и не изменилось. Пятьдесят лет для скал и глиняных домов — мелочь. Для того, чтобы они хоть как-то повредились, нужны века.
Чего, к сожалению, нельзя сказать о браках.
— Но почему? - только и смогла спросить она.
— Это трудно объяснить.
— Это не ответ.
Джонатан открыл было рот, но не издал ни звука. Элль уставилась на него. Он явно упустил строчку в сценарии. Джонатан в растерянности стоял, словно забывчивый актер под светом рамп, испытывая терпение единственной зрительницы. Он умоляюще взглянул на Элль. Возможно, если он будет умолять сильнее, она подскажет ему пропущенную строчку.
Джонатан обошел круг и сел возле Элль, а не напротив. Он обнял ее — этого не было в плане мизансцены, но Джонатан решил, единожды отойдя от сценария, идти до конца.
— Когда мы поженились, я любил тебя… и до сих пор люблю.
— Брехня.
— Прошу, дай мне закончить, — Джонатан мягко положил руку на плечо Элль. — Я мечтал быть с тобой до конца своих дней, но… но тогда я думал, что конец наступит лет через шестьдесят. Но, оказывается, наши жизни продлятся намного дольше. Я правда не знаю, но… меня пугает мысль о том, чтобы связаться с каким-либо человеком навеки.
Элль стряхнула с плеча руку Джонатана. Ей не хотелось на него смотреть. Она не могла слышать его извинений. Элль шла тропой совместных с Джонатаном воспоминаний, и тропа эта затерялась в лесу.
Джонатан вздохнул, встал и вышел прочь, оставив Элль сидеть за кухонным столом.
По статистике, которую многие люди находили весьма занимательной, 50% браков заканчиваются разводом. Однако после 12-го сентября 2020-го статистика стала показывать, что 100% прекратившихся браков закончились разводом. Люди больше не говорили о статистике — что бы она ни показала, это не будет сюрпризом. Большая часть священников вообще исключила фразу “пока смерть не разлучит” из списка обетов.
Люди, связавшие себя узами брака до того судьбоносного сентябрьского дня, по-разному реагировали на смену обстоятельств. Кто-то решил хватать жизнь за хвост и ударялся во все тяжкие, надеясь, что партнер этого не заметит. Другие садились и обсуждали ситуацию, что нередко приводило к образованию "свободного брака". Но многие поступали так же, как Джонатан. Они начинали паниковать. Они брали развод.
Эксперты отмечали резкий взлет количества разводов в 2023-ем как доказательство того, что для принятия новых обстоятельств и отхода от шока людям потребовалось около трех лет. Но не все супружеские пары тут же разбежались. Те же самые эксперты брали в качестве доказательства силы браков количество разводов по всему миру. Кто-то продержался больше тридцати лет. Но и в таких отношениях люди боялись.
Еще одна интересная статистика, изменившаяся после 12-го сентября 2020-го, отражала число "кварталов красных фонарей", выросшее в последующие тридцать лет. Около 30% инвестиций в строительство вкладывались в постройку развлекательных заведений для совершеннолетних — дискотеки, бары и стриптиз-клубы (оставшиеся 70% приходились в основном на жилые дома и новые фабрики для ускоренного производства продуктов питания). Проведенный в 2030-ом году опрос показал, что 38% людей предпочитают проводить время, общаясь с прохожими на улице, нежели в своих домах. Дома же они обычно тратили время на сон или совокупление с незнакомыми людьми.
Историки назвали это “эпохой гедонизма”.
И мало кто готов с головой нырять в гедонизм больше, чем недавно разведенный.
Даже спустя месяцы регулярного посещения таких заведений огни клуба все еще вызывали у Элль головную боль. Отгоняя ее, она плясала среди молодых тел в эндорфиновом угаре. Ритмично дергающиеся потные тела соприкасались с ней в такт музыке. Хотя группы танцующих не очень-то сочетались: одни притирались друг к другу в плотной толпе, словно единый организм из множества тел, другие сплетались в какие-то сети или круги, где каждый повторял пару любимых танцевальных движений до тех пор, пока песня не сменялась.
Именно так Элль отличала овец от волков в овечьей шкуре. Обычно она просто находила группу молодых людей, ввинчивалась в нее, повторяла все движения, чувствовала сцепку меж ними. Это и давало ей чувство принадлежности к чему-то большему, чувство единения. Не было необходимости переговариваться — все просто знали. И это была наибольшая близость, какую только Элль переживала после развода.
Тело Элль наконец перестало успевать за ее требованиями, и она выскочила из слэма. Найдя возле барной стойки свободное место, она присела и принялась ждать, не купит ли ей кто-нибудь выпить. Элль хотела поговорить, и проще всего было дождаться, пока с ней заговорит кто-то другой. А здесь для парня самым простым способом заговорить с девушкой было купить ей выпивку, если той нечего пить.
Где-то минуту спустя стриженый под горшок парень в рубашке поло, что была велика ему минимум на размер, устроился возле Элль.
— Два "Лемон Сикль", — махнул он бармену.
— "Лемон Сикль"? Кажется, я о таком еще не слыхала, — заинтересовалась Элль.
— Типа "Кровавой Мэри", только со спрайтом и лимонадом.
— Хе. Звучит интересно.
— Чудно. Не хотелось бы пить оба самому, — улыбнулся ей парень. Он лучился смесью гордости и самодовольства, типичной для парней, которые собираются подцепить девушку и понимают, что подкат им удался. Не то чтобы его действия были очень умными, конечно… Элль решила подыграть. Ей уже надоело расстраивать планы всем, кто с ней заговаривал. Более того — если все идет по их плану, они чувствуют себя куда более уверенно, и разговор идет намного легче.
— Итак, кому же я купил этот коктейль?
— Элль. А ты кто, мистер Странная Выпивка?
— Джаред, но "мистер Странная Выпивка" нравится мне больше.
Элль выдавила смешок.
— Звучит как в каком-то шпионском фильме.
— И это, похоже, лучшее, что я слышал за сегодня. Когда я был ребенком, я обожал фильмы про Джеймса Бонда.
— Даже так?
— Ага. Я смотрел "Шпион, который меня любил" в первый уикенд.
— Ты выдаешь свой возраст, — хмыкнула Элль. Джаред сконфуженно наклонил голову.
Элль жестом обвела тело Джареда:
— Ну, ты не выглядишь так, словно тебе уже за восемьдесят.
Джаред моргнул, но тут же отвернулся.
— Теперь в нашем мире возраст - всего лишь число.
Игры с возрастом — очень важная часть барных разговоров. Никто не хочет чувствовать себя старым, но куда важнее, чтобы никто не почувствовал себя рядом с кем-то старым. С напоминаниями о возрасте приходит осознание того, что тела эти — не их тела. Нужно было удерживать в целости хрупкое сочетание толстокожести, самообмана и отрицания, чтобы чувствовать себя комфортно в своей шкуре. Эти хрупкие ограды время от времени рушились. И в обломках можно было с удовольствием покопаться.
— Не парься на этот счет, — проронила Элль. — Я люблю мужчин постарше.
Улыбка Джареда вернулась. Идиллия была восстановлена.
Бармен поставил между Элль и Джаредом два стакана.
— Два "Лемон Сикль".
Элль и Джаред, подняв стаканы, одновременно пробормотали "за встречу". Они болтали до поздней ночи, пока не заметили, как поредела толпа на танцполе, что Джаред воспринял как удачный повод пригласить Элль к себе. Та согласилась. Он привел ее в чудную квартирку на шестом этаже недавно построенного жилого комплекса — со стеклянными стенами, лифтом с сенсорными панелями и прочей мишурой.
Той ночью Джаред и Элль занялись сексом, а утром Элль проснулась как раз вовремя, чтобы тихо выскользнуть за дверь, пока Джаред спал.
Иногда Элль говорила себе, что делает так, чтобы поквитаться с Джонатаном. Иногда — что она делает это из жалости к себе. На самом деле к тому времени это уже превратилось в привычку. Просто механическое действие. Она переспала примерно с каждым пятым парнем, с которым начинала разговор, и это было нормальным не только для нее. Показатель успеха Джареда — один из шести. У бармена, в среднем, три из восьми.
Сев в автобус, что довезет ее до дома, Элль уставилась в окно. Единственный раз за сутки, когда Элль приходилось думать. Оставшаяся часть дня будет состоять из отработки смены в парикмахерской и покупки еды, а после она вернется в клуб. Это было легко. Всего лишь рутина. Но ее никак не отпускало чувство, словно ей чего-то не хватает. Нет, не Джонатана — дыра, что он оставил в ее жизни, была другой формы. Может быть, это была дочь. Элль ничего не слышала от Стейси со дня того звонка насчет развода. Тот звонок закончился тем, что обе наговорили друг другу того, о чем потом жалели… хотя и говорила, и жалела в основном Элль.
Она сказала себе, что позвонит Стейси, когда будет дома, но забыла об этом, как только сошла с автобуса.
Множество историков выбрали областью исследований влияние "эпохи гедонизма" на рождаемость. В самом ее начале эксперты прогнозировали, что уровень рождаемости либо незначительно повысится, либо снизится практически до нуля. Повышение должно было быть спровоцировано ростом интереса к сексу в западных странах: хотя по всему миру и продвигают идеи защищенного секса, не все методы контрацепции имеют стопроцентную эффективность. Презервативы рвутся, пилюли не срабатывают… Второй вариант был сочтен много более вероятным: народ во всех странах лдавил на правительства, чтоб те хоть как-то урегулировали вопрос беременностей и родов.
Но ничего из этого не случилось. Рождаемость и впрямь снизилась, но всего на 60% или около того. Правительства стран прогнулись под пролайферов и не заняли по этому вопросу жесткой позиции, но компании не прогнулись.
"Лаборатории Прометея" — основной поставщик тел, используемых в запатентованной ими процедуре пересадки мозга — отметили опасность отсутствия регуляции населения. Когда их процедура набрала популярность и страховые компании начали покрывать расходы на операцию, "Лаборатории" стали стерилизовать 50% тел, что они продавали клиентам.
Ответ на вопрос о том, почему "Прометей" не стерилизовал все тела, лежит в основе их бизнес-стратегии. Им было бы трудно использовать рекламный лозунг "Молодое тело — молодое дело", если бы молодые тела оказались в дефиците. Статистика сборов "урожая" "Лабораторий" не очень-то афишировалась, и многие подозревают, что эти числа вообще никогда не подсчитывались во избежание выставления себя в плохом свете. Несмотря на это, по медицинским картам и записям о квартальных доходах, выданных "Лабораториями", эксперты смогли оценить, что по меньшей мере 31% людей, родившихся между 2010 и 2050 гг., попали в переработку.
Элль глядела на тест на беременность, ощущая, как на нее накатывает знакомая волна неверия. Как тогда, когда они развелись. Неожиданное, внезапное изменение в жизни, к которому ей придется приспособиться эмоционально, умственно, физически. Изменение, требующее от нее полной перемены образа жизни. И именно тогда, когда она только вошла в ритм гедонистических эскапад. Красная линия в центре прибора оказалась для Элль словно метафорическим средним пальцем от Дорогого Мироздания.
Нет, не то чтобы она не знала, как обращаться с детьми. У них с Джонатаном была Стейси, и это было чудесно. Только на этот раз Элль осталась одна. Джонатан не может поддерживать ее, она не может поддерживать его, как раньше, когда эта ноша была разделена между двумя людьми.
Покачав головой, она начала собираться на работу. Она чувствовала ненависть к себе за то, что хотела вернуть Джонатана, и из-за этого чувствовала ненависть и к нему. Трейси и Ракель, другие работницы парикмахерской, сразу поняли, что Элль витает где-то далеко: Ракель предложила подменить Элль, когда она едва не отстригла начисто челку какого-то ребенка. Трейси ждала Элль в комнате отдыха, прислонившись к холодильнику и скрестив руки на груди.
— Хай, Элль, — произнесла она своим обычным певучим голосом, — что как?
— Просто устала, — пробормотала Элль и рухнула на диван напротив Трейси.
— Канеш.
Элль кивнула и продолжила бездумно обводить взглядом комнату. Она даже не заметила, как Трейси села рядом и приобняла ее за плечи.
— Что-то случилось, так? — поинтересовалась Трейси, приподняв брови, словно чтобы подчеркнуть это ее "попалась!". Она явно ожидала драмы. Чего-то очень интересного.
— Я беременна.
— Вау! Поздравляю. Ну и кто счастливый папаша?
— Понятия не имею.
Улыбка Трейси испарилась. Она медленно опустила руку с плеча Элль. Комната отдыха наполнилась тишиной.
— Собираешься его оставить? — спросила Трейси через какое-то время.
— А у меня есть выбор?
— Ну, я думаю, — Трейси уперла взгляд в пол, — ты можешь пойти на аборт.
Молчание в комнате отдыха достигло максимальной отметки. Это была интересная идея. Из тех идей, что заставляют людей задуматься. Впрочем, такая идея всегда заставляла людей задумываться. Сделать такой выбор за… кого-то другого — над этим явно стоит поразмыслить. Слово "аборт" стучало и стучало в голове Элль. Элль подняла взгляд и увидела на противоположной стене это самое слово, написанное красной и розовой краской. Она протерла глаза. Надпись исчезла. Всего лишь показалось.
— Не думаю, что я могу.
— Уже поздно, да?
— Нет. Не думаю, что смогу… ну, мы же бессмертны, да?
— Ну-у-у, да?..
— И что же, если ребенок уже жив? Это будет не просто убийство. Это будет хуже убийства. Вечное… не знаю, вечное что-то. И я не смогу сказать себе что-то вроде "ну, когда-нибудь он все-таки умрет" или "он хотя бы не чувствовал боли". Я… я не думаю, что готова сделать такое с кем-либо.
— Но ты же спохватилась вовремя? Если врачи сочтут, что плод уже бессмертен, то и аборт тебе не разрешат.
— И как они могут знать?
— Ну, как-то… наверное. Я точно знаю, что мою подругу из-за этого завернули…
— Меня не особенно вдохновляет это "как-то, наверное".
— По-твоему, аборты продолжали бы делать, если бы они были живыми? Будь это так, все клиники бы позакрывали!
— Да не знаю я!
Трейси хотела было в ответ закричать еще громче, но одернула себя и глубоко вздохнула.
— Окей. Конечно. Ты, похоже, уже твердо настроилась. Извини, что накричала на тебя.
Элль открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, он не смогла. Ей не хотелось плакать, она хорошо научилась сдерживать слезы после развода. И тут ее словно окатила теплая волна — Трейси обняла ее.
— Я просто устала от всего этого дерьма, — прошептала в конце концов Элль.
Большая часть тел, собираемых "Лабораториями Прометея" и прочими организациями, что подыскивали подходящие тела, имела возраст от 18 до 28 лет. Процессы отбора были достаточно разнообразны, чтобы обеспечить как количество, так и качество, но этот отбор почти полностью производился в высших учебных заведениях. Когда новости о первых похищениях разлетелись по всему миру, университетам пришлось повысить безопасность. Теперь никто не знает точного числа похищений: ВУЗы, неспособные защитить своих студентов, стараются изо всех сил замять сообщения о случаях похищений, чтобы не портить себе имидж.
Как ни старались средние учебные заведения, все больше родителей предпочитали отправлять детей учиться по программам наставничества или в местные профессиональные училища. Число выпускников, закончивших бакалавриат, сократилось на 43%, а степень доктора стали присуждать на 68% реже. Этот застой высшего образования привел к паузе в технологическом прогрессе, продлившейся до 2090-ых годов.
Элль вышла из арендованного автомобиля перед пятнадцатиэтажным общежитием. Это было самое высокое здание в кампусе Университета Колорадо. Маркус должен был ждать ее у входа, но его не было. Видимо, задержался на учебе — он говорил, что на следующей неделе у него полугодовой зачет.
Если честно, Элль давно не чувствовала себя такой счастливой. Это было как тогда, когда она приезжала к Стейси на выходные. Восемнадцать лет назад она и не думала, что ей доведется снова такое переживать. И не думала, что сможет справиться и вырастить ребенка в одиночку. Особенно такого ребенка, который сможет получать полную стипендию — а это был единственный способ отправить его в колледж, при ее-то жалком заработке.
Элль пристроилась на скамейке возле тротуара. Забавно — она думала, что спустя все эти годы колледжи должны бы измениться больше. Но вокруг, как и когда-то давно, были дети, перекидывающиеся фрисби, спешащие в классы с рюкзаками за спиной, громко жалующиеся на домашнюю работу… Студенты, если хотели, могли отгородиться от всего мира, чтобы сосредоточиться на учебе. Все было проще.
Несколько минут спустя Элль взглянула на часы и решила, что даст Маркусу еще пять минут, а потом позвонит. Все-таки она подъехала немного раньше.
— Простите, могу я присесть?
— Конечно, — ответила Элль. Подняв взгляд, она увидела женщину лет сорока, которую, могла поклясться, видела раньше. Для осознания потребовалось несколько минут. Светлые волосы, карие глаза, ямочки на щеках… Она не могла удержаться от вопроса:
— Стей…
Но она замерла, не успев договорить. Вычисления в ее голове завершились. Нет, не совпадает. Ничего из этого не совпадает.
— Вы в порядке? — спросила женщина.
Элль не ответила. Она лишь встала со скамейки и прошла обратно в прокатную машину. Усевшись в нее, она тупо уставилась на руль. В голове вновь и вновь прокручивался какой-то звук. Звук чего-то ломающегося. Разбивающегося на осколки. Еще одна из многих потерь в войне между человеческим разумом и невероятным количеством времени.
В окно постучали.
Элль подняла взгляд. Это был Маркус.
— Прости, что опоздал, — извинился он, когда она опустила стекло.
— Ничего, ничего.
Маркус влез на свое место и пристегнул ремень.
— Э-э-э… Мам? Все в норме?
Губы Элль тронула легкая улыбка. Это был очень забавный вопрос. Спроси он, все ли с ней хорошо — ответом было бы "нет". Спроси он, не случилось ли что — ответом было бы "да". Но, подумав над этим, Элль поняла, что она в норме. Просто в норме. И она не знала, будет ли она еще когда-нибудь чем-нибудь, кроме "в норме".
— Я говорила, что у тебя есть сводная сестра? — спросила она Маркуса.
— Ага, раз или два.
— Хочешь послушать о ней?
— Хм, да. Конечно.
Хотя частично статистические данные, полученных на ранних стадиях ΩK, были весьма неожиданными, другая часть никого не удивила. В "эпоху гедонизма" психическое здоровье населения значительно ухудшилось, что проявлялось в основном в учащении случаев клинической депрессии. Принято считать, что именно рост клинической депрессии приблизил конец "эпохи гедонизма" по мере того, как все большая часть населения теряла интерес к развлечениям в "районах красных фонарей".
По всему миру начался ряд кампаний, направленных на охрану психического здоровья и устранение эпидемии. Результаты были неоднозначными. Трудно было понять, как разрешилась проблема глобального эмоционального упадка и разрешилась ли она вообще. После того, как новые кибернетические улучшения заменили все старые в конце 2120-ых, стало принято дифференцировать симптомы клинической депрессии от ограничений жизни в новых механических телах.
"Эпоха гедонизма" была очень занимательным периодом истории. Чем-то она напоминало возвращение Ревущих двадцатых. Время излишеств, потакания слабостям и нравственно сомнительных практик. И хотя у нас, может быть, впереди целая вечность, но пока мы не добьемся значительных успехов в биотронике и нейророботехнике, такой эпохи мы, почти наверняка, больше не увидим.
Элль ненавидела такие ночи. Ночи, когда она пялилась на телефон и мучительно раздумывала, позвонить ли Джонатану. Она уже не скучала по нему, но в ней все еще зудело любопытство. Ее неизменно притягивал вопрос: "как он там?". Она игнорировала этот вопрос. Что не мешало ей полчаса сидеть в кресле качалке, уставясь на телефонный аппарат.
Она только-только вернулась из поездки с Маркусом в Мачу-Пикчу — подарка на его выпускной. Как только они добрались до развалин, Элль обошла их вокруг и сравнила фотографии с ее медового месяца с тем, как это место выглядело сейчас. И кое-где она даже заметила признаки распада. В одном месте стена, казалось, стала ниже. В другом края ступенек заострились.
Маркус тогда сказал: "Слушай, тебе уже больше сотни лет, конечно, все выглядит иначе!". Элль рассмеялась, услышав это. Возможно, все отличалось и в ту поездку, когда они с Джонатаном ездили сюда во второй раз. Тогда она не взяла фотографий, так что, возможно, ей просто было трудно заметить разницу.
И это вернуло ее мысли к Джонатану. Вернуло ее к телефону. И так началась очередная такая ночь.
Но на этот раз телефон зазвонил. Элль схватила трубку — скорее инстинктивно, чем осознанно.
— Алло?
— Алло… эм-м-м… это Элль?
— Да-да. Кто это?
— Это… ну… Джонатан.
— Ой.
Элль раскачивалась в кресле, держа трубку прижатой к уху. Она ничего не ответила — не смогла придумать, что же именно ответить. Слишком много вариантов. Она не знала, быть ей дружелюбной или неприветливой, чувствовать огорчение или радость. Все эти эмоции уравновешивали друг друга и не давали ей промолвить ни слова.
— Как ты? — спросил Джонатан.
— В норме. А ты?
— В норме. Я удивлен, если честно. Мне казалось, ты будешь более расстроенной.
— Из-за тебя?
— Да.
— Честно? Мне тоже казалось.
Вновь воцарилась тишина, и на этот раз ее прервала Элль.
— Почему ты позвонил?
— Наверное, просто хотел тебя проведать. Узнать, все ли с тобой в порядке. Знаешь, я все еще переживаю за тебя.
— А я, похоже, нет.
— Ты точно в порядке?
— Да, точно. Чему я научилась за последние двадцать пять лет, так это тому, что все становится гораздо легче, если не переживать за себя и за то, на что я не могу повлиять.
— Звучит не очень-то нормально.
— Но это впрямь освобождает. Меньше злости, меньше грусти, меньше стрессов. Я в норме.
— И ты чувствуешь себя счастливой?
— Я чувствую, что я в норме.
— Похоже, это все, на что я могу надеяться.
— Уже поздно. Пожалуй, мне пора спать.
— Хорошо. Приятно было с тобой поболтать.
— С тобой тоже.
И Элль положила трубку.