SCP Foundation

Дом Присциллы был всё ещё цел, что не могло не радовать. Она, конечно, знала, что Рианнон была далеко не тихой пьянчужкой, да и с тех пор, как Присс буквально выбила сестру из дома, прошло уже два дня. Когда Локк уходила, свет в окнах горел; сейчас же он был потушен, значит, либо Ри наконец-то вернулась, либо сейчас ей встретится кто-то с новейшей б/ушной бытовой электроникой.

Рианнон задом наперёд сидела на стуле в гостиной, волосы закрывали лицо, а единственный свет в комнате исходил от телевизора.

— Эй, Приська. Как тебе гормончики заходят? Походу, не очень.

Присс отложила пальто и подошла к сестре. То, как она выгнула спину, повернув голову к сестре, вызвало у Присс желание выбить ей оставшиеся зубы.

— Ну, давай. Только новые мне потом купи, блестящие. Можно и фарфоровые, я не привередливая.

— Ну почему ты не хочешь со мной поговорить вместо того, чтобы выёживаться? Тебе что, внимания недостаёт? Почему ты не можешь просто, блять, сесть и рассказать, что у тебя на душе и дать тебе помочь, вместо того, чтобы вытворять всю эту дичь, и рассчитывать на то, что после этого мы будем думать, что это была за хуйня.

— Приська, ты заехала мне первой. Я пыталась тебя представить своим друзьям.

— Извини, что так получилось…

— Извинения не приняты.

— …Но дело тут не только во мне, Рианон,- Присс подошла к сестре поближе, достаточно близко для того, чтобы почувствовать слабый запашок спирта, исходящий из дырки, на мести которой раньше были её передние зубы,- Твой босс несёт какую-то расистскую фигню, и из-за неё у тебя экзистенциальный кризис с запоем?

Та просто пожала плечам.

— Я завожу друзей. У тебя же только твоя Ана-пук. Готова поспорить, она в тебя втюрилась, только ещё об этом не подозревает, не так ли?

— У меня, по крайней мере, есть друг, которого я хорошо знаю, которого я люблю, и на которого я могу рассчитывать. А вот есть ли у тебя друг, который позволил бы тебе отрубиться пьяной у него на диване, и который позаботился бы о том, чтобы тебя не ограбили и не изнасиловали?- Присс вышла из себя и запустила записной книжкой в ближайшую напольную лампу, опрокинув её,- У тебя же нет друзей, одни собутыльники!

Рианнон лениво встала, развернула стул, и села, как положено, пододвинувшись поближе к одному из кресел так, чтобы Присс смогла сесть прямо напротив неё.

— Ну, тогда я готова поговорить.

Присс стиснула зубы и села. Рианнон очень нравилось, доводить, раздражать, смущать людей и выводить из себя, и для неё не существовало понятия "Зайти слишком далеко".

— Я чувствую себя так, как будто мне здесь не место, Приська,- безжизненно сказала она, и затем принялась пояснять,- В смысле, в этом мире. Я не выношу всей этой херни - расизма, "Горд быть белым", ультранационализма, вечных склок всех со всеми, жизни в стране, где каждый день - это какое-то параноидальное наваждение. "Цин наращивает военное присутствие в Азии, грядёт Третья Мировая!", "Африканцы объединяются, скоро они придут за нами, грядёт Третья Мировая", "Европа наглеет, грядёт Третья Мировая!"

— Но сейчас дела лучше, чем когда-либо в человеческой истории. Меньше войн, меньше насилия, даже расизма меньше.

Рианнон покачала головой

— Нет, не лучше. Это не может быть так. Мир не становится лучше просто потому, что насилия становится меньше. Когда в последний раз разница доходов была так велика, ещё и со всеми признаками того, что она станет ещё больше? Когда в последний раз миллиарды людей по доброй воле опускали руки и принимали гибель своей демократии?

Присс скрестила руки и откинулась на спинку кресла.

— Ну, я могу назвать пару примеров.

— Ты в курсе, что не так давно женщины, живущие в Турции и Сирии, могли носить бикини на пляжах? До того, как Османское правительство пало и их сменили эти исламистские педики?

— Это уже их проблемы. Пройдёт время, и они к этому привыкнут.

— Знаешь, Приська, это ведь вредно для здоровья, вот так вот вариться в собственном дерьме, потому что ты ссышься поднять бучу и рисковать людьми ради чего-то лучшего. Какой-то мудрец, помнится, говорил, что добрая ссора лучше худого мира.

— И что это должно значить?

Рианнон опять встала, протягивая сестре руку

— Я хочу изменить мир к лучшему. Ты мне поможешь, Присцилла Локк?

Та впилась взглядом в Рианнон, не купившись на эту показную честность.

— Когда ты уже найдёшь себе другую работу?

Рианнон отошла, позволив руке соскользнуть по ноге Присс, и пошла в сторону двери.

— Увидимся на той стороне, Приська.

Ши Минся наблюдала за тем, как маленькая женщина склонилась над пультом, наспех вбивая имя посетителя. У неё были такие маленькие ступни, отголоски моды прошлого столетия. Как бы по-варварски это не было, люди продолжали восхищаться этим "признаком богатства". Факт того, что эта женщина работала за столом на проходной, явно представлял обычай перевязывания стоп в ложном свете. Особенно в то время, когда богатство столь скоротечно.

— Вы же маньчжурка, так?- спросила женщина шёпотом.

Минся посмотрела на свои собственные широкие ступни. Маньчжуры никогда не практиковали перевязывание стоп.

— Как вы догадались?

—По акценту,- женщина улыбнулась, и повела её к лифту. Она даже помахала ей вслед, после чего двери закрылись, оставив Минся в одиночестве.

Она была сложена, как топ-модель, хоть и двухметровая. В её семье никто не верил, что она в тайне не была агентом Цзиньи-вэй¹, или хотя бы порнозвездой. "Нет,- отвечала она им,- я всего лишь лаборант." Но это лишь раззадоривало их.

Так что, когда подвернулась возможность, она стала агентом Цзиньи-вэй.

Двери разъехались, и она вышла из лифта, учтиво поклонившись мистеру Хуну, когда он подошёл к ней. Тот протянул ей руку и повёл за собой через комнату в зал для совещаний.

Это была всего лишь вторая встреча с её участием, но все остальные уже воспринимали её, как часть семьи. Даже то, что она была женщиной, казалось, нисколько не влияло на то, как они её уважали (или как сильно они делали вид).

Я всего лишь лаборант.

Они вошли в комнату, свет в которой был приглушён, окна были занавешены декоративными знамёнами в цинском стиле, а на полу лежал коврик, покрытый ворсом. Четверо мужчин, находившихся внутри, склонили колени вокруг закутанной во все одежды женщиной, даже её лицо было накрыто, оставив свободными только нос и верхнюю губу. Женщина жестами приказала Ши Минся подойти и сесть. Та подчинилась.

— Ты — тот самый лаборант?- голос женщины был сух и резок.

Она кивнула, но только потом вспомнила, что лицо женщины накрыто. Та, тем не менее, продолжила.

— Доктора Зиновича?

— Да.

— Доктор Зинович скончался на прошлой неделе.

— Я слышала об этом, госпожа.

Женщина шикнула так, как будто из трубы вышел воздух.

— "Госпожа"… Ты даже не знаешь, кто я такая.

— Прошу простить меня.

— Ты беспокоишься насчёт того, что доктор работал с бактериями, собранными с мёртвых тел в Лаосе?

— Да.

— Изучала ли ты эти бактерии лично?

— Изучала.

— Они весьма необычны, не так ли? Объясни мне, почему, как если бы я была ребёнком.

Ши Минся в ответ на просьбу вздёрнула бровь, не уверенная, увидит ли женщина этот жест под своими покровами. Судя по тону, она и так знала, в чём заключается аномалия. Видимо, она хотела, чтобы сидящие вокруг неё мужчины тоже это узнали.

— Бактерия очень хорошо адаптируется к агрессивным средам. Она буйно разрастается, даже будучи подвергнута воздействию экстремальных температур. И, судя по всему, она мутирует весьма подозрительным образом.

— И что это значит?

Си пожала плечами.

— Я не знаю, как объяснить это в простых терминах…

—Она слушает. Или это не так?

— Можно и так сказать,- поскольку женщина молчала, она продолжила,- Когда мы с доктором Зиновичем обсуждали одну не относящуюся к делу бактерию, я производила наблюдения за искомой. Я упомянула жёсткость нуклеотидов, которая делала их весьма хрупкими и не позволяла в случае её изъятия приспособить к аналогичной, но искусственной последовательности нуклеотидов. Когда я об этом сказала, искомая бактерия начала мутировать, её последовательности нуклеотидов начали ломаться и реструктуризироваться. Вскоре она начала изменяться именно так, как я сказала, как будто бы поверив, что я говорила про неё саму.

Шарп достаточно быстро поняла всю соль ситуации.

— Да отстань ты от неё.

Присс уставилась на напарницу. Та вздрогнула.

— Извини. В смысле… по сути-то, это же ты заехала ей первой.

Присс стиснула зубы, пытаясь протиснуться мимо Шарп внутрь здания - недавно обозначенного, как Зона 804. Шарп с лёгкостью встала перед ней.

— Она кого-нибудь ограбила? Что-нибудь украла? Кого-то убила? Нарушала законы? Сделала что-то из-за чего у тебя могут быть проблемы? Связана с такими людьми?

— Нет.

Шарп опять стала перед ней, расправив руки.

— Деточка,- сказала она старым, надтреснутым голосом.

— Нееет,- Локк фыркнула и попыталась скрыть улыбку.

— Деточка. Не буди лихо, пока оно тихо.

— Она может попасть в большие…

— Не буди лихо, пока оно тихо.

Присс разразилась смехом, не в силах больше сдерживаться.

— Ни разу на него не похоже!

— Но у меня же неплохое произношение, согласись. Всё ещё не верится, что эту суку переизбрали. Наверняка постанова.

— Ари, взгляни-ка…

Двери школы были открыты. Изнутри доносился приглушённый шум, как будто небольшая толпа стояла прямо у входа, не видимая отсюда.

— Кстати о суках…- Шарп взлетела вверх по ступеням и вошла внутрь — её телосложение позволяло ей проделывать такое время от времени. Присс последовала её примеру.

Сам интерьер не изменился - просто теперь все стены были в пыли. На стойке у входа покоилась стопка учебников, компьютер же пропал. Шарп уже была далеко впереди, заглядывая в один из классов, выходящих дверьми прямо ко входу. Та знаками показала Присс тоже посмотреть, что внутри.

Комната была заполнена высушенными трупами, завёрнутыми в пластик, делая их похожими на древние, пыльные ковры на каком-нибудь складе. На нескольких трупах была одежда, все они были серьёзно повреждены и были слишком сухими для тех, кто так долго пролежал в школе в Южной Флориде.

— Ну и дерьмо, — заметила Шарп, перескакивая взглядом от одного тела к другому. Она осторожно вошла, вытянув одну руку вперёд, чтобы потрогать одно из них и понять, реальны ли они. Шуршание потревоженного её руками пластика было им ответом.

— Кладбище,- Присс начала соединять кусочки головоломки,- Должно быть, в какой-то из вселенных на этом месте было кладбище, вот Анабасис его и зацепил. Хотя, конечно, не самый удачный метод складирования тел.

Судя по всему, Шарп это успокоило. Она даже улыбнулась, отворачивая пластик с одного из тел, чтобы взглянуть на лицо.

— Взгляни-ка на эту. Ну и скулы у неё. Кстати о суках, вот эта напоминает мне доктора Марлоу, — Она убрала ещё больше пластика, и внезапно остановилась.

— Да что, блять, у тебя с головой? Нахрен ты их вообще трогаешь?- взвилась Локк

Шарп немного дёрнула тело на себя. Оно всё ещё было в одежде (хотя та казалось такой же дряхлой, как и сам труп), и к ней был прикреплён деформированный пластиковый бейдж. На том, что от него осталось, можно было прочитать "Д-р Джейми…"

— Что думаешь? "Д-р Джейми Марлоу?"- посмотрев на Присс, спросила Шарп.

Та ухмыльнулась и встала на колени, и протёрла бейдж. Оставшаяся часть была нечитаема, но он определённо выглядел как бейдж фондовского образца.

— Как я и сказала. Могильник из альтернативной реальности.

— То есть, уже не кладбище?

Присс пошла на выход из класса, в подвал, где располагался сам Анабасис. Несмотря на её абсолютную уверенность в том, что эта гора трупов была частью тестов Анабасиса, она была невероятно обескуражена внезапностью её появления. Учитывая, чем именно занимался Фонд, её одолевало достаточно сомнений, чтобы шаг её, когда она ворвалась в помещение где находился Анабасис, сделался напряжённым и торопливым Тем большим облегчением было увидеть в ней сидящую за компьютером возле объекта доктора Марлоу.

— О, привет, Джейми,- сказала ей Шарп. Марлоу спокойно посмотрела на неё, холодный взгляд нёс в себе ровно столько злобы, чтобы обозначить лишь неприязнь,- Просто на случай того, что это не какой-нибудь тупой розыгрыш - ты же в знаешь о той куче трупов, сваленной в классе наверху?

Марлоу продолжала непонимающе смотреть на них

— Да ёб твою мать.

Марлоу всё так же молча поднялась и вышла, проскользнув мимо них двоих. Шарп и Локк пошли следом. Здание, казалось бы, изменилось - больше не было вездесущей пыли, компьютер вернулся на своё законное место. Шарп провела Марлоу к классу. Он был пуст, не считая парт и стульев.

— Говоришь, вы видели трупы?- строго спросила Марлоу.

— И притом кучу,- ответила Присс,- Все высушенные, серо-коричневые. Каждый был завёрнут в кусок пластика. Один из них…- она взглянула на доктора Марлоу, обратив внимание на скулы,- Один из них был тобой. Думаю, что и с твоим бейджем.

— Э! Ты кто, блядь, такой?- Раздался из коридора голос Шарп.

Женщины поспешили наружу, и увидели Шарп, несущуюся в сторону маленького мужчины с густой бородой и лысиной, катящего мусорный контейнер. И он явно был напуган этой высокой женщиной, приближавшейся к нему.

— Ты кто, блядь, такой?- повторила Шарп.

— Да работаю я здесь, — выкрикнул он.

— Шарп!- Со сталью в голосе позвала её Марлоу,- Вернись сюда.

Та подчинилась, но говорить не перестала.

— Я никогда его раньше здесь не видела — ему наверняка что-то здесь было нужно, я, блядь, клянусь. Он, наверное, какой-нибудь… какое-нибудь аномальное пугало, которое пытается нас всех здесь поиметь.

Чтобы заставить ту замолчать, Марлоу хватило одного жёсткого взгляда. Как только Шарп замолчала, Марлоу тихо сказала:

— Если это случается всегда, когда вы пропускаете рабочий день, мне придётся направить вас в другую Зону. Шарп, не ори ты так на людей. Ты же агент Фонда, а не какой-нибудь ребёнок,- Шарп неловко скорчилась, а Марлоу повернулась к Локк,- Напишите обо всём, что вы видели, и сдайте мне доклады как можно скорее. Не обсуждать это ни с кем находящимся в Зоне до тех пор, пока мы не соберём все доклады.

— Так значит, не мы одни это видели?

— Я не в праве обсуждать это,- ответила Марлоу, пресекая все попытки продолжить диалог, — А теперь идите. Ана-хрень ждёт меня.

Рианнон сидела на корточках на матрасе по центру комнаты. У всех здесь было равное право голоса; уважение друг к другу заставляло других молчать, пока кто-то говорил. Она будет в центре внимания настолько долго, насколько позволит их терпение. Это значило, что ей следовало развлечь их, если она хотела, чтобы её посыл до них дошёл.

— Позвольте же мне рассказать вам историю о герое своего времени.

История это начинается в небольшом частном доме в Оклахоме, где две девочкив маленьком домике воспитывались  двумя недалёкими умишками  и целей в жизни у девочек было тоже небогато. Папочка был сыном ветерана, мамочка была никем и ничем откуда-то из Азии. "Непорочно-белая,- говорила она,- Военный ребёнок с военной базы", что вполне устраивало папочку до тех пор, пока у него с его непорочно-белой женой было всё в порядке в плане секса.

Так ли плохо для героя своего времени соответствовать тому, что считается хорошим и правильным? Каждый, кто думает о чёрных или азиатах, как о возможных друзьях, был выродком. А что, если малыш-мальчиш появится на свет с глазками всего чуть-чуть уже, чем следует? Так ли плохо для героя своего времени соответствовать тому, что считается хорошим и правильным, если его собственная жена белой крови вдруг оказалась не такой уж непорочно-белой? С ней было всё в порядке в плане секса, но этот малыш-мальчиш отравлял ему душу одним своим присутствием.

Бедный малыш-мальчиш. Нет. Бедный герой своего времени. Малышу-мальчишу приходится заснуть вечным сном; а у героя своего времени теперь есть скелетик в шкафу. Но с такой непорочно-белой женой, с которой у него всё в порядке в плане секса, как мог герой своего времени порвать свою привычную белую жизнь на части из-за маленькой белой лжи? И вместо этого заделал двух маленьких девчушек, рыженьких и белых. Самое что ни на есть главное доказательство чистоты крови героя своего времени. Конечно же, тот малыш-мальчиш был случайностью; может, его непорочно-белая жена, с которой у него всё в порядке в плане секса, нагуляла его от кого-то, стоящего ниже по "пищевой цепи".

Возвращаясь к началу, герой своего времени и его непорочно-белая жена построили маленький счастливый домик для своих маленьких девчушек, рыженьких и белых, прямо на маленькой несчастной могилке, которую должно навсегда забыть. Герой своего времени и его непорочно-белая жена позаботились о том, чтобы их маленькие девчушки, рыженькие и белые, выросли, зная своё место в мире. Это был мир героя своего времени, но, коль скоро ты был белым, даже маленькая девчушка могла стать вождём всего белого мира.

Конечно, коль скоро она была белой.

Герой своего времени попал на небеса в клеточку, когда обнаружилась маленькая несчастная могилка малыша-мальчиша. Похоронив его за семью замками, герой своего времени забыл о своём преступлении, и переехал со своей маленькой семьёй в новый дом, оставив всё прошлое позади только для того, чтобы его выкопал другой человек, который хотел отрыть местечко, где его счастливое небольшое семейство могло бы поплескаться.

В конце концов, герой своего времени увидел правду своего времени — дети есть дети, и не важно, насколько бела их кровь. Омерзительнейшее преступление, за которое герой своего времени будет наблюдать небеса в клеточку до конца дней своих. Не важно, насколько белы и непорочны были его намерения - проливший кровь страдает вновь.

И тут непорочно-белая жена и две маленькие девчушки вляпываются в кое-какое дерьмо. Выясняется, что мир, в котором они живут, может не быть таким же любящим, как герой своего времени; они к нему не подходят. Однако герой своего времени расстался со своей семьёй, оставив им прекрасный подарок - маленькую белую ложь. Маленькую белую ложь, которая запятнала его непорочно-белую жену, но оставила двух маленьких девчушек такими же, как были -  рыженькими и белыми

Едем дальше и появляются новые откровения, которые явно лучше старых — те маленькие девчушки не виновны в преступлении своих родителей. Они отправляются к папочкиному папочке, где одна маленькая девчушка наконец-то понимает, что не так с этим миром, а у другой маленькой девчушки есть старые солдатские дедушкины истории, чтобы глаза были закрыты, а сознание — непорочно-белым.

"И всё? — спросите вы, — У какой маленькой семьи не было парочки проблем, потери героя своего времени или непорочно-белой жены, или маленьких девчушек в тяжёлые времена, пока они не добьются успехов, будучи взрослыми?" О, у детей в школе глаза острее, чем у закона, и они увидели ублюдочных нелюдей, и не важно, насколько рыженькими и белыми они были. Они их били и пинали, пинали и гоняли.

Со временем, пути двух маленьких девчушек начали расходиться. Пинки стали сильнее, боль проходила сквозь покрытую веснушками белую кожу, и уже никакие игры с законом не могли изменить того факта, что какими бы яркими их глаза не были, какими бы огненно-красными не были их Локконы, какими бы многочисленными не были веснушки — две маленькие девчушки просто не были достаточно белыми. Одна из маленьких девчушек решила соответствовать этому миру, и влюбилась без памяти в паренька из Северной Джорджии, отрешившись от своей крови. Другая не сдалась, и мучения усилились. Кнопки на стул, дохлые животные в сумке, боль, насилие, издевательства! "Как низко можно заставить пасть человека,"- спрашивали они. Так вот, сами они пали гораздо, гораздо ниже. Не поверите насколько.

И вот этого всего становится слишком много для одной из маленьких девчушек. Кто из здесь присутствующих не может рассказать подобной истории - истории о маленькой белой лжи, чтобы скрыть их позор? Те две маленькие девчушки не были белыми, "Достаточно лишь капли!", как говорил перед выборами. Одна капля не-белой крови, делает из человека ублюдочную нелюдь. Маленькая девчушка видит и слышит это, и она знает, что "Мы против них" на самом деле значит "Они против нас".

"С меня хватит! — говорит другая маленькая девчушка своей сестре!- Заткнись и оставь меня в покое!" Она не слушает. Она готова стать непорочно-белой женой, у которой всё в порядке в плане секса, как её мать, с обеспеченным героем нашего времени из Северной Джорджии. Случилась ссора, и две девочки, рыженькие и белые, идут каждая своей дорогой. Та, что была белее сердцем, следует за призраками старых солдатских дедушкиных историй, и теперь прячется за маленькой белой ложью. Как ещё один кирпичик в стене.

"Ясно-понятно, — говорит та, что осталась нелюдью, — Ну, вперёд, стань единой с обществом, дорогая Присс, ты и твой распрекрасный паренёк из Северной Джорджии."

Ой, как же так? Великая белая орда не может этого простить, и великая белая орда этого не потерпит! "Мы терпим тебя в нашем непорочно-белом обществе, потому что ты выглядишь, как белая, но ты заходишь слишком далеко." Надо заплатить свою цену и подчиниться закону!

Эта цена - твоя женская природа, дорогая Приська. Твоя любовь никогда не даст своих плодов. Но Паренёк Из Северной Джорджии… он не вытерпел того, что ты натворила! Он отказался быть с тобой! И сбежал, найти кого-нибудь более непорочного, чтобы сорвать плоды любви. Ты неделями плакала, ты не хотела так дальше жить, малютка Приська, и я была рядом, чтобы спасти тебя от самой себя. Я знала, какова была на самом деле цена нашей маленькой белой лжи.

— Ужасы… Вот что я увидела, когда открыла глаза. Посмотрите на земли за пределами наших границ, и увидите груды тел ублюдочных нелюдей, на которых мы стоим, как на трёх китах; Соединённые Штаты Западных Цивилизаций! Лучшие в мире!

— Никакой больше маленькой белой лжи! Никаких больше соответствий миру, никаких больше героинь нашего времени! Что верно, а что нет решать не большинству. У правды есть своя сила, но глас народа - это то, что ей нужно, чтобы по-настоящему расцвести.