У меня нет прибора, который бы позволял отличать секунды от веков.
Целая вечность прошла с тех пор, как я произносил хоть звук. Перекачиваемая кровь ревёт в моих ушах, подобно бурлящим речным водам. Я не могу вспомнить её имени.
Я помню мягкий изгиб плеч, молочную кожу крепкого тела. Я вспоминаю лето, когда её красно-золотые волосы соперничали со светом солнца.
Я не могу вспомнить священника или название часовни, где мы стояли и пили вино из одной чаши. Помню катакомбы под нами — душные туннели в пламени свечи, червём уползавшие глубоко в землю.
В каждом закоулке тех проходов лежал гроб, покрытый стеклом, на поверхности которого можно было рассмотреть нечёткие отпечатки чьих-то благоговейных поцелуев. Под стеклом лежали иссохшие тела святых, и их серые пальцы всё ещё были сплетены в благословляющем жесте.
Их лица преследуют меня во сне и наяву, вытесняя подробности воспоминаний о ней. И в каждом вдохе я чувствую вкус ладана в спёртом воздухе могил.